К осени 1940 года парижская жизнь во многом изменилась по сравнению с июньскими днями. Несколько миллионов парижан вернулись в родной город. Перемирие было давным-давно заключено, французские вооруженные силы — распущены. Гражданское управление перешло в руки престарелого маршала Петена, с первых же дней взявшего на себя роль гитлеровского лакея. Столицей Франции стал город-курорт Виши. Юг и юго-запад страны остались неоккупированными. Из Лондона подавал по радио свой голос французский генерал де Голль, обещавший французам вернуть Францию такой, какой она была до 1 сентября 1939 года. Французские «деловые люди» слушали, перешептывались, надеялись, что кто-то их спасет, а тем временем потихоньку… торговали с оккупантами: les affaires sont les affaires (дела остаются делами).
Париж покрылся сетью комиссионных магазинов, в которые вконец разорившиеся обыватели и рантье относили картины Клода Моне и Коро, золотые табакерки, бронзу, фарфор, гобелены, старинное оружие и серебро, редкие книги, стильную мебель. Все это в большей своей части уплывало в Германию, в меньшей — попадало в руки новоявленных миллионеров, в несколько недель разбогатевших на поставках различных материалов для армии своего противника и векового врага.
Пусть гитлеровский сапог давит «прекрасную Францию», ведь «дела остаются делами»!
Представители крупной буржуазии шли еще дальше.
Мне пришлось услышать в годы оккупации из уст одного крупнейшего французского промышленника следующее: — Пусть лучше Гитлер, чем эта дрянь (при этом он показал рукою на сновавший по улице рабочий люд).
Это высказывание не было единственным, и уста, его произнесшие, не были одинокими.
В те страшные годы я убедился в том, что международная солидарность представителей финансовой олигархии всех стран есть нечто вполне реальное и вопиющее по своему потрясающему цинизму. Патриотизм для этой немногочисленной группы человеческих существ есть понятие несуществующее.
Но, говоря об инертности французского мещанина в период гитлеровской оккупации, того самого мещанина, который безучастно сидел, сложа руки и ожидая избавления с Востока, я не могу умолчать о движении Сопротивления и о той героической подпольной борьбе, которую вели с захватчиками французские коммунисты. Борьба эта не будет забыта свободолюбивыми народами. Имена героев, павших в неравной борьбе, окружены ореолом бессмертия вместе с именами тех, кто в грозную годину развязанной Гитлером мировой бойни был их сотоварищами по оружию и кто решил исход войны.
О движении Сопротивления и о подпольной борьбе французских коммунистов написано много и в исторических исследованиях, и в мемуарах, и в художественной литературе. Возвращаться мне к этой теме излишне. Отмечу только, что на всем протяжении войны в «русском Париже» о движении Сопротивления говорили мало. Все целиком были захвачены грандиозными событиями на Востоке и именно оттуда, и только оттуда, ждали исхода войны.
Свободное копирование
