На ближайшем заседании Совета Министров, когда были пройдены все очередные дела, Столыпин отпустил чинов Канцелярии и попросил всех Министров остаться в заседании. Он сообщил нам всем, что к нему опять поступила телеграмма Приамурского Генерал-Губернатора о том, что его не оставляют сообщения разных его агентов - он не указал каких именно - о том, что Япония продолжает решительно и не скрывая готовиться к новому нападению на нашу дально-восточную окраину, и что он считает своим долгом перед Государем и родиною снять с себя ответственность и доносить об этом еще раз до сведения главы правительства, предварив об этом и Государя.
Министру Иностранных дел, Военному и Морскому Министрам и мне предложено было высказать, что знаем мы от наших представителей по этому давно нервирующему всех нас вопросу.
Первым говорил Извольский. В очень резкой форме он обозвал телеграммы Унтербергера только бесцельно распространяющими панику, способными осложнить наши прекрасно {365} налаживающиеся отношения с Япониею, после того, что в 1907 и 1908 году мы успели заключить ряд конвенций о рыбном промысле в водах нашего Дальнего Востока, и что Японский посол уже знает о депешах Унтербергера и выражал ему открыто свое удивление по этому поводу. Он добавил, что от наших послов в Китае и Японии он постоянно получает одни успокоительные сведения, которым не может не придавать безусловной веры уже по тому одному, что при подозрительности Китая по отношении к Японии, мы имеем в лице его верного пособника в наблюдении за всею деятельностью Японии.
Морской Министр подтвердил все слова Извольского, добавив, что от наших морских представителей он имеет также самые успокоительные сведения о прекрасном к нам отношении нашего недавнего противника, не в силу какого-то коварства его или желания усыпить наше внимание, а просто потому, что сам он нуждается в мире и далек от всяких воинственных помыслов, хорошо понимая, что при новом столкновении с нами, он не только встретится с недружелюбным отношением к нему Америки, справедливо считающей,. что Портсмутский договор есть дело ее рук, но и не получит той денежной помощи от Англии, которая одна дала ему возможность вести войну с нами.
Военный Министр был, по обыкновению, немногословен, так как ни по одному вопросу, он никогда не имел определенного мнения или выражал его в такой форме, которая затемняла его истинный смысл и всегда давала ему возможность извернуться, если бы ему пришлось убедиться в допущенной им неправильности. Он сказал только, что у него нет определенных сведений помимо тех, которые сообщает и ему Генерал Унтербергер и к которым, как идущим с места, необходимо прислушиваться, хотя и ему кажется, что неминуемой опасности, для ближайшего времени, нет.
"Нужно только", сказал он: "соблюдать русскую пословицу - береженного и Бог бережет", а в этом отношении мы очень отстали в нашей обороне на Дальнем Востоке и не отпускаем нужных средств на укрепление Владивостока, которое находится в самом плохом положении только по той причине, что мы не отпускаем нужных кредитов". - "Об этом, сказал он, я недавно доложил Его Величеству в ответ на Его вопрос мне, как я смотрю на тревогу, поднятую Приамурским Генерал-Губернатором".
{366} Мне пришлось высказать мою точку зрения с полною откровенностью, так как Столыпин, обращаясь ко мне, сказал:
"Я впервые слышу, что Министерство Финансов так отрицательно относится к судьбе нашего главного оплота на Тихом океане и до сих пор до Совета Министров не доходило никаких разногласий по такому вопросу, несмотря на то, что бывают у нас заседания, которые целиком посвящаются разрешению самых мелких споров".
Оговорившись кратко, что в вопросе, по существу, я целиком разделяю точку зрения Министра Иностранных Дел и мог бы привести весьма любопытную мою беседу с Японским послом, даже показавшим мне на днях перевод полученных им депеш от своею правительства, поручающего ему выяснить нашему правительству и, если даже нужно, испросить аудиенцию у Государя, чтобы заверить Его о совершенно непонятном настроении нашего Начальника Приамурского края.
Я доложил Совету весь инцидент, ставший мне известным лично от Государя, и привел все данные, указывающие на полнейшую несправедливость того, что доложил Военный Министр Государю, обвинивши меня в том, в чем я неповинен ни душою, ни телом, и переложивши на меня вину своего собственного ведомства, которое до сих пор не подвинуло самых начальных вопросов, без которых нельзя и приступить к делу. Я огласил наличную цифру неизрасходованного кредита, который лежит без употребления уже третий год, а виновника такого порядка Военный Министр ищет не у себя в ведомстве, а в тех двух ведомствах, Государственном Контроле и Министерстве Финансов, которые виноваты только в том, что не возражали против новых ассигнаций, когда и со старыми не умеют справляться.
Меня горячо поддержал Государственный Контролер, и заседание окончилось в тягостном молчании, которое прервано было обращением ко мне Столыпина словами: "Мы не будем доставлять журнала настоящему нашему собранию, но я прошу Вас, Владимир Николаевич, доложить Его Величеству все, что Вы нам объяснили, и дать мне Вашу письменную справку для того, чтобы я имел также возможность сказать Государю все, чему я был свидетелем сегодня и что меня так глубоко взволновало".
Я предложил Генералу Сухомлинову прислать эту справку и ему, на что он, как ни в чем не бывало, поблагодарил меня, прибавивши: "Вероятно какой-нибудь молодой и {367} неопытный полковник Генерального Штаба просмотрел не все дело". На это мы все только переглянулись и молча разошлись.
На той же неделе в пятницу я представил Государю подробный доклад по поводу неправильного заявления Военного Министра. Он при мне же прочитал его и оставил его у себя, сказавши: "Я передам Военному Министру, что нельзя сваливать вину со своей головы на чужую. Меня все это дело просто волнует не потому, что Я придаю значение телеграммам Унтербергера - Я и сам уверен, что нам ничто не угрожает со стороны Японии, - по потому, что мы так медленно и плохо работаем и все ищем свалить ответственность на других".
Свободное копирование
