Национальное сознание

Национальное сознание

Я рассказал о бросающихся в глаза необычных нравах. Но это только часть главного впечатления, возникшего в первые же дни, – впечатления, что я живу среди другого народа. Высказанная мысль звучит тривиально, но воспринималось-то это не на рациональном уровне, а на каком-то глубинном, служа основой для восприятия окружающих меня людей и явлений. Где бы в России и на Украине я ни бывал раньше – мне никогда ни приходило в голову, что я не у себя дома. А здесь сразу стало ясно: я в другой стране, я – гость. (Собственно, нечто подобное было во время прошлых кратких наездов на Кавказ, но именно из-за своей краткости не воспринималось так глубоко). И только здесь я с первых дней понял, что такое национальный характер. Мне никогда раньше не приходило в голову воспринимать окружающих меня русских, украинцев, евреев как представителей своих наций, каждого из них я воспринимал только как отдельное лицо, хорошее или плохое, интересное или неинтересное. Здесь же я каждого воспринимал как армянина, человека особой нации, объединённого с соотечественниками общими традициями, общими представлениями, общими мифами, общими чертами характера. Такому восприятию способствовала одна особенность армян – обострённое чувство своей национальной принадлежности. В этом отношении они не оригинальны, это свойственно, например и грузинам, но в массе совершенно не свойственно русским и украинцам. Здесь каждый воспринимал себя в первую очередь именно как армянина, связанного тысячами нитей со своей страной, её историей и культурой. Многие проявления этого вызывают уважение, как культ выдающихся деятелей прошлого. Бывает, что перечисление достижений армян в разнообразных отраслях деятельности, в самых разных странах и на всех континентах приобретает несколько комический характер именно благодаря неуместной увлечённости собеседника, но не припомню таких уродливых проявлений патриотизма, как раздающиеся у нас в последние годы утверждения об украинском происхождении Иисуса Христа.

Особая тема – боль, которой в душе каждого армянина отзывается память о геноциде, как будто вписавшаяся в его гены, да и в воздух самой Армении. Я услышал о геноциде едва ли не в первые дни пребывания в Армении и слышал потом тысячи раз как о событии, хорошо известном каждому армянину. Едва ли не каждый мог назвать своих уничтоженных родственников и в подробностях рассказать ужасы этого преступления. Полтора миллиона замученных соотечественников навсегда перед их глазами, они этого не забудут и не простят. Я тоже. Много лет потом армяне добивались от советской власти права на публичную скорбь по своим погибшим, пока, наконец, не добились сооружения величественного монумента в Цицернакабердском парке. Он никогда не пустует, и каждый год 24 апреля, в День геноцида там в молчании стоят толпы народа.

(Какими жалкими выглядим рядом с этим мы, русские и украинцы, не способные на такую память! У нас убили и замучили десятки миллионов людей, а многие ли о них вспомнят?)

Привычное осознание собственной национальной принадлежности приводит к тому, что армянин зачастую проявляет повышенный интерес к национальности собеседника, как бы рассматривая его в первую очередь как представителя своей нации. Человек, к которому ты обратился на улице, или продавец в магазине могут первым делом тебя спросить: «Ты кто по национальности?» И после твоего ответа заявить: «О, я люблю украинцев (или русских, или евреев)». И говорит он это совершенно искренне. Это довольно распространённое начало знакомства.

Такое восприятие мира сквозь призму национальностей имеет ещё одно следствие. При контактах с приезжим человеком другой национальности армянин рассматривает его как гостя своей страны, а себя – как её представителя. Отсюда сознание своей повышенной ответственности. Гостя нельзя обидеть – иначе он обидится на Армению. У гостя должно остаться доброе чувство к тебе – это будет чувство к Армении. С этим сталкиваешься на каждом шагу, иногда в забавных условиях. Чуть выше я писал о пьяном, дарившем мне как гостю бутылку водки.

Запомнился мне и другой забавный случай. Как-то достаточно поздно вечером я гулял по Еревану с упоминавшейся армянской девушкой – вскоре после того, как она впервые пошла в кино с молодым человеком. В довольно тёмном месте на бульваре между улицами Московской и Исаакяна (тогда она называлась как-то иначе) к нам подошла группа хулиганов с явно недружественными намерениями. Один из них обратился ко мне:

– Ов эс? Инч эс анум стэг'? (Ты кто? Что здесь делаешь?)

– Украинаци эм. hима Ереванум эм апрум, Мергеляни институтум ашхатум эм. (Я украинец. Сейчас живу в Ереване, работаю в институте Мергеляна).

– Хорошо, – перешёл он на русский, – мы любим украинцев, гуляй.

Начав здесь писать об армянском национальном характере, я, конечно, не собираюсь максимально раскрывать эту тему. Скажу только, что многое в нём мне импонировало. Нравился общий стиль общения с людьми, открытость, доброжелательность, гостеприимство. Лёгкость, с которой с ними находишь общий язык. Постоянно чувствуемое положение гостя страны. И всё это создавало атмосферу праздника жизни. «Праздник, который всегда с тобой». Если для Хемингуэя это был Париж, то для меня – Ереван. Здесь мне дышалось легче, чем где-либо в других местах.

Однако я слишком нарушил хронологическую последовательность. Пора вернуться к моим первым месяцам в Ереване – зиме и весне 1957 года.