У родителей. Сталино-Донецк
Остаток каникул после летних походов и лагерей я проводил у родителей.
В Смеле у них мне довелось побывать только на 1-м курсе зимой. И с тех пор я её уже не видел, как не видел и своих школьных товарищей (впрочем, за исключением одной побывавшей в Москве девочки).
В тот год у папы в очередной раз обострился конфликт с очередным директором, но на этот раз он принял более опасный характер. Директор, член партии, при разборе конфликта в высшей инстанции, главке, применил безотказный аргумент – напомнил, что папа находился на оккупированной территории. А времена наступили такие, что не отреагировать на это было нельзя. И вот папу, безупречного и авторитетного специалиста, уволили не только с этой нефтебазы, но из всей системы «Главнефтесбыта». Он был в таком отчаянии, что написал письмо Сталину. Этот несвойственный ему шаг был и небезопасным – при самом верноподданном стиле в письме всё же выражалось неодобрение широко распространённой практике, вдохновлявшейся сверху. И папин приезд в Москву (о котором я писал) был предпринят для того, чтобы пройти по самым высоким инстанциям и добиться рассмотрения своего письма. По счастью, власть не сочла нужным среагировать и на этот раз. Всё это я узнал значительно позже, тогда мне не рассказывали, чтобы не волновать.
Вернувшись из Москвы, папа продолжал усиленно искать работу. И, в конце концов, это ему удалось. Работу он нашёл в городе Сталино (ныне Донецк) – тоже главным бухгалтером и ревизором в каком-то тресте. (Названий я не помню, тресты несколько раз менялись). Так мои родители и Катя переехали в Сталино. Многое им тут больше нравилось, например, гораздо лучшее снабжение. Но было и большое неудобство – здесь не предоставлялась казённая квартира. Квартиру приходилось снимать.
Родители прожили в Сталино/Донецке до самой смерти, там же и похоронены. При их жизни я приезжал туда практически каждый год. Тем не менее, к городу так и не привык, он навсегда остался для меня чужим и нелюбимым. Если сложить все месяцы, что я в нём прожил, получатся годы, а рассказать о них мне нечего. Хорошо вижу улицы, дома, Кальмиус – что о них расскажешь? А никаких не то, что друзей, а просто знакомых у меня за все эти годы там так и не сложилось. Вернее, жил там раньше Кирилл Борисович Толпыго, физик, профессор, отец моего друга Алёши и наш спутник по байдарочным походам. Но его уже тоже нет.
Летом 1952 года, когда я приехал впервые в Сталино, город выглядел много хуже, чем сейчас. Самый центр, нынешнюю площадь Ленина, занимали жалкие глинобитные домики, по существу бараки. Здания, сколько-нибудь напоминающие современные, хотя бы по числу этажей, стояли, как островки, среди шахтёрских хаток. Но эти дома были много уродливее, чем дома в Москве или в Киеве, а хатки уродливее обычных сельских. Зелени в городе было мало, и вся эта зелень не та – увядшая, покрытая пылью. Воздух города пропах углём. Я ложился спать на веранде, а утром вся простыня была покрыта угольной пылью.
С тех пор многое изменилось. Построены новые дома, разбиты парки, насажена зелень, цветут розы. Но всё-таки, всё-таки…