Второй кандидатурой в состав «вечных» каботажников можно было причислить и нашего второго помощника капитана Рафика Назарова — высокий, по-военному, стройный с чёрной шевелюрой, по национальности — азербайджанец. Он — выпускник штурманского отделения военно-морского училища в Баку. Вместе со всей своей группой, оказывается, почти сразу после окончания учёбы, в 1960 году был уволен из рядов ВМФ. Это была вторая волна хрущевских сокращений Вооруженных сил СССР — почти на одну треть.
Так г-н Назаров вынужден был из Севастополя перебраться на Азовье. Неурядицы с военной службой вызвали у него общую неудовлетворённость, в том числе и в личном плане — был холостяком. Начались нередкие злоупотребления, связанные с выпивкой. Его лицо, покрытое следами перенесённой оспы, нередко становилось в такие моменты по-кавказски очень злым и безразличным ко всем своим штурманским обязанностям. Этим, конечно, пользовался его однокашник г-н Зверев, ставший заместителем по кадрам начальника АМП. Он всякий раз «тормозил» продвижение по службе Рафика (за какие-то только им обоим известные ещё курсантские дела). Если оказывалось, что г-н Назаров из-за нехватки кадров вдруг занимал должность старшего помощника, в период отсутствия в АМП г-на Зверева, то с возвращением из отпуска или из командировки, тот стремился обязательно найти Рафику подмену, чтобы снова вернуть его на должность второго помощника. Несправедливо, но факт, этого «противостояния» г-н Назаров от своих штурманских коллег не скрывал.
В период приходов п/х «Никитовка» в базовый порт Жданов, когда стояночная вахта выпадала мне, приходилось нередко обращаться с просьбой к Рафику о подмене, чтобы хотя бы несколько часов побыть дома. Как правило, от такой услуги он не отказывался, тем более, что за это полагалось ему небольшое вознаграждение — «на бутылочку». Оба в результате оставались довольны. Рафик, приняв пару капель, оставался на вахте, ему спешить было некуда. Но однажды у Рафика возникли какие-то неотложные дела, поэтому я остался на вахте, жена с дочерью ещё на судно не успели прийти. Настроение, конечно, было не уравновешенным. А тут ещё судовая буфетчица для сдачи судового белья в стирку пригласила на борт судна какую-то женщину из баннопрачечного комбината для подсчёта простыней, наволочек и полотенец.
Следует отметить, что буквально в текущем рейсе с экипажем был проработан приказ по АМП об ужесточении пропускного режима на суда пароходства при стоянках в портах. Были заведены специальные журналы, в которые надо было заносить данные о приходящих на борт судна посетителях — их время прибытия, убытия и цель визита. При остановке мной у трапа той самой женщины из банно-прачечного комбината оказалось, что удостоверение личности она забыла у себя на работе — из её слов. С учётом просьбы нашей буфетчицы, спешившей со сдачей белья за период этой короткой стоянки, обратился к той женщине:
— Скажите хотя бы свою фамилию, для записи в журнал посещений…
Она с независимым видом «фыркнула» мне:
— Запупыркина! — и отвернулась, с готовностью проследовать дальше на судно.
Такой ответ меня крайне возмутил — пиши, дескать, в свой журнал, что захочешь. Так надо понимать? Пришлось, как говорится, тогда и власть употребить:
— Вон с борта судна! Вахтенный, удалите эту женщину, «Запупыркину», на причал…
Через некоторое время позже на наше судно прибыл диспетчер порта и пояснил, что к нему со слезами обратилась с жалобой женщина из баннопрачечного комбината, которая хотела пересчитать бельё у нас на борту, что её, бедную, из-за необычной фамилии по мужу выгнали с борта судна. Более того, оказывается, позже, когда она сообщила об этом случае своему мужу, то и у них произошёл следующий нелицеприятный диалог:
— Из-за твоей дурацкой фамилии меня с парохода выгнали…
— Правильно сделали — нечего тебе шляться по судам!
Вот так и случается, что весьма необычные украинские фамилии, оказывается, иногда могут и до греха довести. Надо быть мне более осторожным — во всём необходима, видимо, даже такая собственная практика. Учтём на будущее!
Свободное копирование
