Сильным импульсом послужило для меня чтение "Писем об эстетическом воспитании" Шиллера. Указание на то, что человеческое сознание как бы колеблется между различными состояниями, явилось связующим звеном в той картине, которую я составил себе о внутренней деятельности человеческой души. Шиллер различает два состояния сознания, в которых человек развивает свое отношение к миру. Если он отдается тому, что действует в нем чувственно, то он живет под принуждением природы. Чувства и влечения определяют его жизнь. Если же он подчиняется логической закономерности разума, то он живет в некой духовной необходимости. Но человек может развить в себе среднее состояние сознания. Он может выработать в себе "эстетический настрой", который не поддается односторонне ни принуждению природы, ни необходимости разума. Душа живет в этом "эстетическом настрое" при помощи чувств, но она вносит в чувственное восприятие и в побуждаемые чувствами поступки нечто духовное. Воспринимают при помощи чувств, но таким образом, как если бы чувства были наполнены духовным. В поступках отдаются удовлетворению непосредственного желания, но это желание настолько облагорожено, что ему нравится доброе и не нравится дурное. Разум заключил здесь тесный союз с чувственным. Добро становится инстинктом, инстинкт же может сам направлять себя, потому что он воспринял в себя характер духовности. Шиллер видит в этом состоянии сознания ту душевную организацию, благодаря которой человек может переживать и создавать произведения искусства. В развитии этого состояния он видит возрождение истинной человеческой сущности в человеке.
Шиллеровский ход мыслей весьма привлекал меня. Он говорил о том, что сознание должно быть приведено сначала в определенное состояние, чтобы выработать к явлениям мира такое отношение, которое соответствовало бы сущности человека. Такой подход значительно прояснял вопросы, возникавшие у меня из наблюдения природы и переживания духа. Шиллер говорил о состоянии сознания, наличие которого необходимо для переживания красоты мира. Но нельзя ли представить такое состояние сознания, которое выявляло бы истинную сущность вещей? Если к этому есть основания, то непосредственно данное человеческое сознание нельзя рассматривать так, как это делает Кант, и выяснять — может ли оно приблизиться к истинной сущности вещей. Необходимо сначала исследовать состояние сознания, при помощи которого человек вступает в такое отношение к миру, когда вещи и факты сами раскрывают ему свою сущность.
Я полагал, что подобное состояние сознания до известной степени достижимо, если человек обладает не только мыслями, отображающими внешние предметы и процессы, но и мыслями, которые он переживает как таковые.
Эта жизнь в мыслях открывалась мне как совершенно отличная от той, в которой протекает обычная жизнь человека и обычное научное исследование. Если в переживании мыслей идти дальше, то обнаруживается, что навстречу этому переживанию выступает духовная действительность. Душевный путь приводит к духу. И на этом внутреннем душевном пути можно достичь духовной действительности, которую затем вновь находишь и в природе. Если в живой мысли узреть реальность духа и затем обратиться к природе, то можно прийти к более глубокому познанию природы.
Я все более понимал, что при переходе от обычных абстрактных мыслей к такому духовному видению, которое сохраняет трезвость и ясность мысли, человек вживается в некую действительность, от которой его отдаляет обычное сознание. Это последнее обладает, с одной стороны, живостью восприятий органов чувств, с другой, — абстрактностью мыслеобразования. Духовное созерцание воспринимает дух так, как чувства воспринимают природу; но со свойственным ему мышлением оно не столь удалено от духовного восприятия, как обычное сознание со своим мышлением — от восприятий чувственных. Оно мыслит, переживая духовное, и переживает, приводя пробудившуюся в человеке духовность к мышлению.
Перед моей душой представало духовное созерцание, основанное не на темном мистическом чувстве, а скорее протекающее в духовной деятельности, которую по ее отчетливости и прозрачности вполне можно сравнить с математическим мышлением. Я приблизился к душевному строю, при котором считал себя вправе отстаивать правомерность своих восприятий духовного мира даже перед "форумом" естественнонаучного мышления.
Мне было двадцать два года, когда мою душу наполняли эти переживания.