Когда мне исполнилось восемь лет, наша семья переехала в Нойдорфль, маленькое венгерское село, расположенное непосредственно у границы с Нижней Австрией. Границу эту образует река Лайта.
Железнодорожная станция, которой стал заведовать мой отец, находилась на краю села. До пограничной реки было полчаса ходьбы, еще через полчаса можно было прийти в Винер-Нойштадт.
Альпы, возвышавшиеся в непосредственной близости от Потшаха, здесь виднелись лишь в отдалении. Они выступали, будя воспоминания, на заднем плане, если взгляд был направлен на небольшие горы, до которых от нового местожительства нашей семьи можно было добраться за короткое время. Небольшие возвышенности, покрытые красивыми лесами, замыкали горизонт с одной стороны, с другой — над покрытой полями и лесами равниной — виднелась Венгрия. Особенно мне нравилась та из этих гор, на которую можно было взойти за три четверти часа. На вершине ее находилась часовня с изображением св. Розалии[1]. Часовня эта была конечным пунктом прогулок, которые я часто совершал сначала с моими родителями, сестрой и братом, а затем и один. Прогулки эти доставляли еще одну радость: в соответствующее время года мы возвращались домой, нагруженные богатыми дарами природы — в лесах было много ежевики, малины, земляники. Это доставляло немалое удовлетворение, ведь всего за полтора часа можно было набрать отменную прибавку к семейному ужину, состоящему обычно из куска хлеба с маслом или сыром.
Прогулки по этим лесам, принадлежавшим сельской общине, имели еще одну приятную сторону. Жители села добывали там дрова. Бедные собирали сами, зажиточные посылали за ними своих работников. Мне довелось познакомиться со всеми этими, большей частью добродушными людьми. Они всегда находили минутку поболтать, когда встречались со "Штайнер-Рудольфом". "Ну что, опять гуляешь, Штайнер-Рудольф?", и тут начинались всевозможные разговоры. Они забывали, что перед ними ребенок, потому что сами были в глубине души детьми, хотя им и было по шестьдесят лет. Из их разговоров я узнавал почти все, что происходило в сельских домах.
В получасе ходьбы от Нойдорфля находится Зауэрбрун — с железисто-углекислым источником. Дорога туда идет вдоль железнодорожной линии и частью через красивые леса. Во время каникул я каждый день рано утром отправлялся туда, нагруженный "тыквой" — глиняным кувшином, вмещавшим три-четыре литра. Его дозволялось наполнять из источника даром, и, таким образом, каждый день за обедом наша семья наслаждалась вкусной шипучей водой.
В направлении Винер-Нойштадта и далее Штирии горы переходят в равнину, по которой вьется река Лайта. На склоне горы находился монастырь редемптористов[2]. Во время прогулок я часто встречался с монахами. Помню, как мне хотелось, чтобы они заговорили со мной. Но этого никогда не случалось. От этих встреч у меня оставалось какое-то неопределенное, но праздничное впечатление, которое еще долго жило во мне. Мне шел девятый год, когда во мне прочно засела идея: в задачи этих монахов входит нечто очень важное, и я должен непременно выяснить это. Таким образом, во мне снова и снова возникали вопросы, на которые не находилось ответов, и я должен был нести их в себе. Эти вопросы, касавшиеся самых различных вещей, делали меня очень одиноким.
Свободное копирование
