С моими одноклассниками мы с благодарностью вспоминаем нашего учителя черчения и рисования Сергея Владимировича Смирнова. Был он когда-то одним из последних выпускников Вологодского реального училища, от которого ведет свое летоисчисление наша Первая школа. Поэтому его всегда считали «хранителем школьных традиций». Рисование в реальном училище преподавал выпускник Российской академии художеств Агапов. Сергей Владимирович рассказывал, что был этот человек блестящим рисовальщиком, талантливым педагогом. В реальном училище он организовал школу-студию. Видимо, от него Сергей Владимирович унаследовал и профессию, и мастерство. Он умел привить ребятам хороший вкус, любовь и уважение к своему предмету.
Нас удивляло, как он радовался даже самой маленькой удаче в ученической работе. А меня лично удивляло то, что он никогда не ругал мои работы... Бог не наградил меня талантом художника. Еще с первого класса ребята звали меня «Зеленой лошадью»: я раскрасил в книжке лошадь яркой зеленью, а деревья – красной краской. Услышав однажды о таком прозвище, Сергей Владимирович рассмеялся и рассказал нам о картине Петрова-Водкина «Купание красного коня». Именно тогда не я один, а многие ребята впервые услышали о художнике, чье творчество явно не вписывалось в тогдашние школьные программы.
Прошло много лет, и я познакомился с творчеством замечательного немецкого художника Франца Марка: увидел табуны его коней едва ли не всех цветов радуги. Узнал и полюбил летящих в небе лошадок Марка Шагала... Спасибо Сергею Владимировичу! Этот художник-реалист учил нас понимать настоящее искусство.
Память хранит достаточно печальный эпизод, связанный с Сергеем Владимировичем. Наверное, многие помнят, что в школьные годы в детских коллективах как эпидемии возникали увлечения далеко не безобидными забавами: то сразу чуть не полшколы вооружалось стрекательными резинками, то по всему школьному двору из окон летели бумажные вороны, носы которых предварительно обмакивались в чернильницы. То на ниточках вертели пуговицы, которые начинали мелодично петь... Я не помню деталей, но свершилось неприятное: пулька попала в лоб Сергею Владимировичу, неожиданно вошедшему в класс. Все замерли, готовые к любым наказаниям, но то, что произошло дальше, просто потрясло нас: Сергей Владимирович тихо сел к столу и ... заплакал, заплакал горько и беззвучно. Он держал голову руками, слезы бежали по щекам, плечи тряслись: «...За что? За что? За что?». Слова эти больно били нас, наверное, больнее, чем гимназические розги: ведь мы любили Сергея Владимировича. Первым не выдержал виновник происшествия. Но вместо его прокуренного хрипловатого голоса раздалось что-то совсем на него не похожее: «Ребята! Так я же не нарочно!..» Почему он обращался к нам, а не к Сергею Владимировичу? Наверное, понял, что обидел общего любимца. И сразу весь класс бросился к учительскому столу хором извиняться: вид плачущего пожилого мужчины для нас, великовозрастных балбесов, был невыносим...
Урок долго не начинался. Сергей Владимирович с трудом успокаивался. Мы подсовывали ему работы наших лучших художников: Володи Лукина, Бори Мазалецкого, Юры Кузнецова, но он обратил внимание на чей-то неприметный для нас пейзаж: «Не правда ли, в нем что-то есть! Здесь чувствуется настроение автора. Вы со мной согласны?». Мир был восстановлен. Мы поняли искренние мужские слезы человека, перенесшего на своем веку много несправедливостей. И 1937, и пятидесятые годы прокатились по личной судьбе интеллигента с тонкой художественной душой.
Выйдя на пенсию, Сергей Владимирович самым серьезным образом взялся за пейзажную живопись. Собрания его картин многократно выставлялись на персональных и общегородских выставках. И в его семье педагогическая династия продолжается: вслед за отцом и мамой – замечательной учительницей начальных классов – учителем математики стала дочь, за нею в пединститут поступила и внучка.
Не научил меня рисовать Сергей Владимирович. Зато черчение и начертательную геометрию в институтах мы все преодолели сравнительно легко только с его помощью.