23 июня, 22 часа. Мы уже засыпали, как вдруг раздался шум мотора машины. Автомобиль остановился возле окон нашего дома, послышался стук. Выхожу и вижу - стоят инспектор префекта Ибрагим и наш шофёр Абдурасуль. Ибрагим мне протягивает письмо, в котором префект спрашивает о возможности формализации, бальзамировании трупа султана, скончавшегося в полночь на 23 июня. Разговоров быть не может, я согласен. В письме говорится о сопровождении пятью жандармами с карабинами, будут также инструктор, Ибрагим, я, помощник из социальных структур при администрации. Я беру с собой Татьяну. Она верный и надёжный помощник, без неё всё будет дольше и сложнее. Для проведения бальзамирования мы берем перчатки, шприцы, формалин, и отправляемся в путь. Мы с Танюшей едем на своём лендровере в составе этого печального кортежа. Ехать надо около 160 километров – за Яо, к озеру Фитри. Мы так давно хотели там побывать, но теперь едем туда совсем не на отдых. Предстоит непростая работа, поэтому Фитри скорее всего не придётся увидеть. Едем в полной темноте, лишь фары освещают путь. Вдруг поднялся страшный ветер и начался сильный дождь. Пришлось включить дворники машины, дорога резко изменилась, особенно в тех местах, где преобладает глина. Скорость пришлось снизить, так как машины идут скользя, их заносит в стороны. Зайцы под дождем мечутся, стараясь спрятаться в укромное место. Через 2 часа - Гамбир, первый населенный пункт. Далее - Альхажми, потом Таба, и далее – непроходимый лес, с густыми, переплетенными ветвями деревьями. Мы въехали в Яо ещё ночью. Отчетливо видны силуэты домов. Подъезжаем к месту. Светятся керосиновые лампы и в этом свете видны снующие, сбегающиеся люди в белых одеждах. Какие они все высокие! В среднем 185-190 см. Машину останавливаем в указанном Ибрагимом месте у ворот, которые через некоторое время открылись, и мы проехали через узкий проезд во двор. Здесь около 60 человек, видимо члены семьи усопшего. На площадке расстелили большой ковер, ставят стулья, предлагают нам сесть. Подходят люди, здороваются. Ибрагим произносит скорбные слова по усопшему и излагает просьбу префекта о бальзамировании. Вижу по лицам, что там о чем-то соображают и не дают прямого ответа. Подходит сын умершего, далее следует беседа на арабском языке. Ибрагим мне переводит, что тело похоронили, во избежание порчи, в 9 часов утра, ссылаясь на жару. Мы с Таней переглянулись. Это что значит? Мы можем ехать домой? Но видим, что родственники собрались на совещание. Тем временем, я вступаю в беседу с одним из присутствующих людей, желая узнать хоть какие-то подробности и человеке, вокруг которого столько суеты. Удалось узнать, что умерший - Омар Мамат, 58 лет. В течении 26 лет он был султаном Грандшефом Кантона префектуры Бата. Получал ежемесячно 86 тысяч африканских франков, имеет несколько сыновей, один из которых будет, по-видимому, наследовать этот пост. Но кандидатура утверждается на этот пост только президентом Томболбаем. Президент и вся окружающая администрация очень хорошо знали умершего. Более того – с одним из министров они были друзьями. Министр этот выразил желание попрощаться со своим другом. Ради этого нужно зксгумировать труп, который вот уже 18 часов пробыл в земле. В три часа ночи возвращаются члены родственного совета и провозглашают свое разрешение на эксгумацию. Все, в том числе и мы, и Ибрагим, направляемся к месту расположения могилы. Наш путь преграждает забор из тростника, сделанный вокруг поселения. Два человека открывают незаметно сделанную дверь в заборе, и мы выходим в ночь. Проходим метров сто в низинку и оказываемся между тремя высокими пальмами. Это и есть место захоронения султана. Ночь. Единичные звезды мерцают на темном, мрачном низком небе. Только что прошел дождь. В воздухе чувствуется влага, свежесть. Под ногами шуршит прибитый песок, периодически впиваются в ноги колючки, так как в темноте не видно, куда вступаешь в сандалиях. Человек 60 подходят к подножью пальм. Две тощие, как смерть, собаки воют. Старший из жандармов дает команду начинать. Человек пять в рваном белье, в белых накидках, бросаются на камни и руками начинают разгребать не успевший еще окрепнуть и осесть грунт. Постепенно начинает вырисовываться форма могилы. Почему-то мне она показалось узкой, примерно 65-70 см и длинной приблизительно 2 метра. Тем временем, яма углублялась. Несколько человек залезли в нее и выгребали песок чашками, сделанными из каких-то больших фруктов типа кокоса. Мы с Ибрагимом сидели в одном метре от могилы на предоставленных нам креслах, беседовали. С четырех сторон стояли керосиновые лампы, бросающие тусклый свет на работающих людей. Поскольку углублялась яма, то и нарастали холмы песка, почвы вокруг могилы, которую другие африканцы любовно укладывали и утрамбовывали руками, ползая на коленях, чтобы земля не сползала внутрь, в могилу. При свете этих ламп, испускавших бледный свет, ветви пальм и траурно стоящие вокруг арабы со сверкающими черными глазами и красными сосудами на белых склерах - на фоне ночи зрелище представлялось необыкновенно интересным и жутким. Даже не предполагал, что такое придётся увидеть в Чаде. Тем временем, грунт был вынут, люди, работающие в могиле стали поднимать наверх большие плиты из глины в виде огромных кирпичей. Я их насчитал 20. Затем, по команде старшего, несколько человек выстроились в виде коридора у одного конца могилы и те, что были внизу - подали концы материи, в которую завернут труп. В трех метрах от могилы, на ровной площадке разостлали плотный мат. Труп подняли и положили на мат. Откуда-то быстро появилась материя, которой, как шатром, закрыли труп с четырех сторон. Образовалась палатка без крыши. Всё, теперь наша работа. Мы берём формалин, шприцы, надеваем перчатки и входим в палатку. Я велю раскрыть труп, что быстро и делают два араба. Зловоние распадающихся тканей трупа остро попадает в нос, из глаз мгновенно выступили слезы. Жандарм, который стоял здесь же, выскочил на улицу и стал сморкаться. Я осмотрел труп. Да, 18часов в земле под прессом сделали свое дело. Это был труп огромного мужчины с явлениями мацерации кожи, вздутый как бочка, с деформированными конечностями и обезображенным лицом, высунутым языком, огромной величины. Он весь испускал трупную вонь. О боже, дай нам сил! Татьяна просто молчала, в её глазах застыл ужас от увиденного. Что же, надо быстрее приступать к работе. Пошел дождь, который капал на наши спины. Я снял рубашку. Холодными каплями лил дождь на спину, но ощущения свежести это не добавляло, и трупный запах заполнил всё пространство вокруг нас. Формалин тоже ест глаза. Мы вводим формалин везде, куда только можем. Во время введения иглы в тело, оттуда выходит жуткий вонючий газ, сопровождаясь каким-то мерзким шипением: «Пфффффф». Шприцом закачали четыре литра формалина, при этом на процедуру ушел час. Мы дико устали, при этом понимая всю бессмысленность и ненужность этого мероприятия. Между нами говоря - потерянное время и нерациональный расход наших сил. В трупе уже наступили необратимые изменения, конечно же, это надо было делать раньше. Закончив работу, я велел закрыть труп. Мы вернулись к палатке, получили благодарность от старшего.
Погрузились и в 7 часов утра прибыли в Ати, по дороге обсуждая увиденное. Предстоял обычный рабочий день, но в 12 часов вновь пришёл Ибрагим от префекта и сказал, что прибыл министр и вместе с префектом и администрацией они отправляются в Яо, прощаться с усопшим. Просят нас опять поехать с ними. Таня предложила взять с собой косметические средства и дезодорирующую туалетную воду, чтобы заглушить зловоние. Соглашаемся. Предупредили, что надо заехать в больницу, взять кое что для бальзамирования и приведения трупа в порядок. Нас не было минут сорок. Подъезжаем к дому префекта – а нам сообщают, что кортеж уже отбыл в Яо. Да, это не особенно хорошо с их стороны, но тем не менее - я знаю дорогу и мы с Таней, прихватив ожидавших нас попутчиков, женщин с детьми (куда бы и когда бы не ехали, всегда найдутся попутчики), бросились вдогонку на Яо.
Вскоре нам удалось догнать кортеж, так что мы прибыли вовремя. Префект попросил нас осмотреть труп первыми до начала церемонии. Мы оперативно сделали все, что можно - оросив труп кризолом, навели туалет лица, припудрили тальком, побрызгали туалетной водой - запах отбило. Я предоставил труп для осмотра. Церемония прощания прошла на должном уровне. Все, кто видел труп сразу после эксгумации, смотрели на нас, как на героев. Наше же настроение и состояние оставляло желать лучшего. Нас мутило, тошнило, и немного кружилась голова. Для того, чтобы чуток развеяться, мы решили проехать на озеро Фитри, чтобы немного сменить обстановку, насладиться красотой природы и подышать свежим воздухом. Побывать здесь и не увидеть озеро – обидно. Взяв попутчиков, мы отправились на озеро. 15 минут езды по бездорожью, и вот появилось очертание огромного водоема. Проводник указывал дорогу. Велел остановить машину у прибрежной деревушки. Мы остановились. Робкая зеленая травка обрадовала нас. Мы выскочили из машины. Уже вечерело, но тем не менее, я успел сделать несколько снимков озера и населённого пункта, в котором жили рыбаки. Домишки, типа навесов, под которыми сидят или спят обитатели деревни. Вокруг - масса разбросанных остатков рыбы: сушеной, копченой. Рыба висит на подвесях, лежит на настилах. Обратил внимание, что вместе с рыбой сохнут и черви, находившиеся в разбухших животах рыб. Ус – рыба, напоминающая наших налимов. Прямо на улице стоят большие печи, с горящими внутри деревьями, а наверху, на настилах - коптильни. На коптильнях наброшена рыба, которую африканец периодически переворачивает палками. Да, сплошная зараза. Тошно на это все глазеть, не то, что есть этот продукт. Но дело в том, что эти люди больше ничего и не видели. Выросли и умрут в этих местах, за этим ремеслом и на этой пище. Озеро Фитри мутное, с илистым грязным дном. Изобилует рыбой, которая ежесекундно бьется в расставленных сетях у берега. Пойманную рыбу ожидает масса чаек, журавлей, целая стая уток, гусей, других птиц вокруг, все сидят на поверхности воды и ждут. Озеро достаточно большое. Другого берега не видно. Лишь в одном месте далеко-далеко видна тёмная полоска. Это огромный остров, до которого можно доплыть лишь на лодке или плоту. На вёслах будешь плыть семь часов. Там живут племена, занимающиеся овощеводством. Экзотика! Тем временем, стемнело настолько, что уже еле видно было стоящую в 20 метрах от нас машину. Мы решили купить одну рыбину. Нам дали только что выловленные из воды семь рыб, но не взяв при этом деньги. «Кадо» – говорит высокий африканец, вежливо улыбаясь веселым лицом, показывающий при этом два ряда чистых красивых ровных жемчужных зубов. «Отдаль катир» – говорим мы, садимся и машем руками провожающим нас африканцам, уезжая от озера Фитри. Проводник говорит, что можно заглянуть на огород поблизости, там есть возможность кое что купить из овощей. Таня желает съездить, но уже темно. Через 10 минут мы в огороде. Встречают нас два африканца с двумя подростками. Видим силуэт домушки на фоне темных дымящихся костров. Нам сообщают, что есть для продажи местная картошка, чем-то напоминающая наш хрен. Мы решили приобрести. Женщины весело стали копать длинными палками землю под густой зелёной ботвой, добывая оттуда длинные толстые клубни и складывая их в миску. Затем мы видим огромные дыни и еще какие-то фрукты, угощаемся кокосовыми орехами, очень твердыми, но сладкими, величиной с детскую голову. Купив две огромных дыни и миску картошки, расплатившись и распрощавшись, мы поехали в Яо и через 30 минут с сопровождающим нас конвоем, который выделил для нас префект, отправились в обратный путь в Ати. Оставшийся там министр, префект и свита провожали усопшего еще два дня.
Ещё в пути Тане стало плохо. У неё сильно кружилась и болела голова, усилилась тошнота. Ближе к Ати, Таня потеряла сознание. Когда мы приехали домой - появилась рвота, отдышка, боли в области сердца, ослабление конечностей. Я вызвал к себе Володю Гардиевского. Было ясно, что это отравление трупным ядом и формалином. Мы сделали всё, что было можно в наших условиях, но Таня приходила в себя лишь кратковременно и вновь надолго загружалась. Я вызвал самолёт санитарной авиации и утром Танюшу увезли в Форт-Лами. Я требовал немедленной отправки Тани в Москву, боясь потерять жену. Я молился за неё беспрестанно. Как же я мог подвергнуть её такому испытанию? Дети, милые, родные, простите меня… Какое страшное несчастье обрушилось на меня, на нашу семью!
Но на следующий день я получил из посольства телеграмму, что состояние здоровья Танюши улучшилось, и если всё пойдёт хорошо, то она через несколько дней вернётся в Ати. Немного стало легче, но предстояли ещё дни безызвестности. Оставалась тревога. Сердце рвётся на части. Какого чёрта я её туда потащил, и зачем только она согласилась поехать со мной, маленькая хрупкая женщина, к этому ужасному вонючему чёрному трупу?
Свободное копирование
