Из-за кроссвордов, которые Дед любил разгадывать, привлекая к этому и Маму, и Бабу, и меня, мы много лет выписывали красивый, но скучный-прескучный журнал "Огонёк". Когда приходили мои подружки, Дед, отдыхающий с газетой на кушетке, делал вид, что он никого не видит. Баба, считая такое поведение неприличным, тут же пеняла ему. Дед неохотно удалялся со своей газетой в другую комнату.
Настольной его книгой был мой учебник «Экономическая география» за девятый класс. Дед от корки до корки прочитывал «Правду». Как-то, уже в Караганде, я застала его плачущим над газетой. На мой вопрос он сказал: «Насер умер, и мне его жалко». А вообще, читая газеты, Дед многое видел между строк.
Когда я подросла, Дед научил меня шахматам и охотно играл со мной. Я же, случайно выиграв очередную партию, старалась подольше с ним не играть – ходила в победителях.
А ещё любимым занятием Деда было раскладывание карточных пасьянсов из двух колод карт маленького формата. Пасьянсов он знал около десятка и показывал мне. Говорил, что пасьянс – игра для одного. Учит думать. Известную всем убогую одноколодную «Косынку», которой оснащены теперь все системы Windows, я знала как пасьянс «Железнодорожный». Дед раскладывал его из двух колод и со многими ограничениями. Название «Железнодорожный» объяснял чередованием красного и чёрного.
Ел Дед всегда с видимым удовольствием, тонко нарезая то, что можно было нарезать. Всегда пользовался столовым ножом, вилку держал в левой руке.
В серванте, в глухом отсеке, который закрывался на ключ (он всегда торчал), у Деда был бар. Там в графинах и графинчиках стояли сделанные им водочные настойки на тоненьких, без мездры, лимонных корочках. Говорили, что пьются эти настойки очень мягко. Водка, в отличие от вина, никогда не подавалась на стол в бутылках – это считалось дурным тоном. Дед любил выпить рюмочку с нечаянным гостем и перед пельменями, которые тоже стряпали по праздникам: «Перед пельменями и нищий выпивает». Как-то, выпив по какому-то уважительному поводу, Дед посмотрел на меня – как будто только что увидел: «Танька, какая ты белая!». Было мне тогда 11 лет. С тех пор Дед стал разговаривать со мной серьёзно, как со взрослой.
Однажды вместе с семьёй Дяди Юры к нам впервые пришли Петр Романович и Мария Ефимовна Чубенко со своими детьми – Ритой, Катей и Славиком. Много лет спустя Екатерина Петровна, всю жизнь проработавшая преподавателем русского языка и литературы, напишет об этом так:
«На каком-то семейном торжестве у Разумковых-старших, куда нас пригласили на правах друзей их сына, Юрия Васильевича, я увидела Василия Дормидонтовича – главу, патриарха семейства: высокого, седого, с окладистой бородой, которую он аккуратно поглаживал, поправлял и перед употреблением еды, и перед произнесением тоста. Голос его звучал громко, раскатисто, певуче. Я впервые услышала, как звучит настоящий бас, профессионально поставленный. Так сложилось, что оперное пение не стало его профессией. Василий Дормидонтович считал своим долгом обязательно спеть что-то из репертуара Шаляпина, особенно выразительно звучала у него «Песня о Блохе», классического шуточного шедевра. Мы, взрослые и дети, слушали его зачарованно. Такая сила духа вырывалась из груди старого певца! Пел он без музыкального сопровождения, а капелла, и от этого пение его звучало мелодично, раздольно, широко и свободно. Я чувствовала, как гордятся своим родителем сын, Юрий Васильевич, дочь, Алла Васильевна, как благодарны ему за радость гости. Не ускользнул от моего цепкого детского взгляда еще один важный ракурс этой семейной жанровой сценки: по правую руку певца сидела полная, круглолицая, с глазами матери-оленихи, гладко причесанная женщина, его жена. Она скромно, стеснительно слушала его пение, без восторгов и аплодисментов, тихонечко прося: « Да будет тебе, будет!». «Неужели ей не нравится его пение?»- думала я. И только позже поняла, что втайне она тоже гордилась мужем, но считала неприличным надолго занимать внимание гостей».
В 1958 году, когда Дед уже перестал работать, с приятелем Григорием Нестеренко они поехали в Жарык - купить на элеваторе зерновых отходов для кур. Директор элеватора годных отходов им не продал, а указал на большую кучу земли. В ней всего 30-40% зерна. Приятели посоветовались и решили взять этих отходов - не возвращаться же домой ни с чем. Нагрузили 25 мешков, наняли подводу и без приключений приехали в Агадырь. Дома Дед решил отделить зерно от земли. Подумал, что во дворе зерно раздует. Взял сито и в закрытом чулане без форточки стал отсеивать землю. Пыль стояла до потолка, дышать было совсем нечем. Задохнувшись, Дед выскакивал во двор - отдышаться. Потом - снова. Осилил два мешка из двенадцати. С тех пор одышка у Деда усилилась. Дед, рассказывая об этой работе, называл себя "старым дураком".
Когда в школе у меня случались неудачи, и я оплакивала их дома, Дед говорил: "Ничего, Танька, за одного битого двух небитых дают!". Он называл меня только Танькой. И ещё говорил: "Надо жить так, чтобы день на день был похож", то есть следовать распорядку дня.
Дед утверждал, что страдает дальтонизмом: не может собирать красные ягоды на фоне зелёной листвы. Но, думаю, он лукавил: ему просто лень было собирать мелкую ягоду. Дальтонизм - недуг врождённый, но Дед рассказывал, что в детстве он собирал и грибы, и ягоды.
В 1967 году, поздравляя меня с бракосочетанием, Дед писал мне в Воронеж: "Танюша! Прими, дорогая, привет от деда. Вместе с приветом - горячее поздравление со вступлением в новую полосу жизни. Не могу удержаться от двух советов: 1. Не бросай институт, эту основу дальнейшей жизненной тропы. 2. Никогда не показывайся мужу в неглиже; ничто так не отдаляет мужа от жены, как её неприглядный и неопрятный вид. Никогда не забывай об этом. Больше никаких советов не даю, ибо знаю, что ты достаточно умна, чтобы устроить жизнь по своему вкусу".
В декабре 1968 года я окончила институт и, отдохнув месяц в Агадыре, поехала на работу в Караганду. Дед напутствовал меня словами: "Честно работай". И ещё: "Тебе надо вступить в Партию...".
Раиса Ивановна Разумкова вспоминала: "В 1970 году, летом, к нам в последний раз прилетал из Караганды Василий Дормидонтович. Послушав по телевизору концерт Муслима Магомаева, он сказал: "Это большой талант"".
Свободное копирование
