Моё Агадырское детство - 4

Соседи по землянке

На фото: Фотография 1947 года: Дед, Баба, Мама и я у нашей землянки.

Летом 1946 года кто-то сказал Маме, что совсем близко от Депо продаётся землянка. И всего-то за 500 рублей. Мамин месячный заработок был 300. Поднатужились, что-то продали и - купили! Хоть и окна у самой земли, зато сами себе хозяева. Кругом степь. И целых десять соток земли!

 При первой же возможности занялись огородом, посадили картошку. Как радовались первому урожаю! Как варили клубни, разрезанные вдоль пополам, с каким наслаждением ели, вдыхая вкусный горячий пар.

 Под землянку когда-то была вырыта общая траншея на три семьи. С северной стороны жили Лена и Ефим, с восточной - Рисовы.

 У Лены и Ефима детей не было. Они часто зазывали меня к себе в гости и, как могли, старались развлечь.

 С другой стороны - общая стена с землянкой казахской семьи Рисовых. Хоть и плохо, но говорят по-русски, приветливо улыбаются. В их жилище - низенький столик, за которым они сидят прямо на полу, на кошмах и подушках, поджав под себя ноги. Пол - земляной, тоже устлан кошмами: на буром фоне - узорные белые завитки. Кошмы регулярно проветривают и выбивают из них пыль. Как-то мне даже довелось увидеть, как женщины во дворе выкладывали из мокрой шерсти узор будущей кошмы.

 Окна у Рисовых были маленькие и располагались самым причудливым образом: одно - под крышей, другое где-то у самой земли. В их землянке всегда полумрак. Правда, сквозь щели кровли в самом углу солнышко поигрывает золотистыми лучиками. На крыше растет лебеда, и никто с ней не борется.

 Мы угощали Рисовых нашими пирожками, блинчиками. Они нас - баурсаками - большими, золотистыми воздушными шариками из теста; куртом из овечьего молока. Форма твёрдого, ломкого курта была незамысловатой: она повторяла внутреннюю форму кулака изготовителя. Затвердевшие ребрышки приходились как раз между пальцами. И баурсаки, и курт - всё было вкусно. Курт мы покупали и на базаре - рубль за кучку. В кучке - пять штук.

 Наружная дверь землянки Рисовых была нам не видна - смотрела на север, но соседей мы видели ежедневно. Каждое утро они по очереди выходили из дома с высоким чайником, носик которого был причудливо вытянут. Садились на площадке перед нашими землянками, закутавшись в длинный, до пят, стеганый халат, долго под ним копошились, а потом там и сям обнаруживалось то, на что никак нельзя было наступать. Интересно, что долгое время мне и в голову не приходило увязать эти два обстоятельства. Поскольку соседи были наверняка чистоплотны, эту территорию они считали своим неогороженным внутренним двориком, просто не думали, что здесь проходит единственный путь от нас в Депо. После парламентёрского визита Бабы соседи стали выбирать для своих утренних "посиделок" более удаленные места, а потом и вовсе построили себе стационарный туалет. Только вот гости их, приезжая из дальних стойбищ, не задумывались о выборе места.

 Мать главы семейства восхищала меня. Она была красива и моложава. На её голове часто очень изящно и непонятно как держался прекрасный ослепительно-белый шёлковый шарф. Они с мужем воспитывали как свою первую дочь старшего сына. Позже я узнала, что это казахский национальный обычай - первого внука воспитывать в доме бабушки и дедушки. Больше всего я запомнила удивление взрослых тому, что бабушка кормила толстенькую трёхлетнюю внучку своим собственным молоком! А потом прочитала, что явление это давно изучено. Имени этой достойной женщины я, к сожалению, не запомнила. Старшие говорили, что она грамотная. В этом убедилась и я. Как-то мы с Бабой вечерком пошли пораньше в степь встречать из стада наших коз. На пути следования стада у нас была "знакомая" ямка. Кто-то не поленился и выкопал её в степи, может быть специально, чтобы удобно было сидеть, дожидаясь, когда пригонят стадо. Насколько хватает глаз - ни куста, ни дерева. На земле сидеть неудобно, особенно тем, кто к этому не привык. Ну чем не скамейка? Со всех четырех сторон можно сидеть и разговаривать. Земля на краях ямки от ежедневных посиделок выглядела прямо-таки отполированной. За день от солнышка она нагревалась. Коз в поселке было много, хозяек тоже.

 Так вот, в этой ямке сидела наша соседка. Получилось, что мы подошли к ней сзади. В руках у неё была какая-то книга. Я заметила, что соседка читает её не так, как все люди, а наоборот, справа налево. Да и книжка какая-то странная - ни одной знакомой буквы, будто кто-то делал вид, что умеет писать - чем-то черным и толстым начеркал, но довольно аккуратно - подобие строчек сохранялось. И точки жирные вверху наставлены. Соседка испугалась, узнав, что мы увидели эту книгу. Сказала: "Никому не говорите, что я по-арабски читала". Узнав, что скоро в ямке соберутся люди, соседка улыбнулась нам и ушла со своей странной книгой. Так в возрасте шести лет я впервые увидела арабскую вязь и узнала о строжайшем запрете арабского языка в Казахстане.

 Прожила наша соседка, к сожалению, мало - говорили, рак. Зиму болела. Весной сын выносил её, похудевшую, с жёлтой, обтягивающей скулы кожей, и усаживал на завалинку. А потом как-то утром мы услышали плач - это родственники прощались с нашей соседкой. Потом видели, как одни только мужчины нестройной толпой понесли хоронить её куда-то в степь.