Воспоминания доктора медицины - 70

Губины

Недалеко от Бродовичей жили братья Губины. Их было трое, у каждого свое имение, и не дурное, но головы у них у всех были дурные. Первый из них, Лев Алексеевич, владел порядочным лесом в такой местности, где леса мало, и, стало быть, мог выручать с него большие доходы. Но он нашел нужным заложить свое имение в банк и на полученные деньги купил разных вин и закусок в таком количестве, чтобы хватило на целый год. Привез он целый транспорт и объявил знакомым, что будет угощать их, пусть только приезжают. Ну, конечно, поехали - и пили, и ели - и кончилось тем, что не через год, а гораздо раньше все съели и перестали ездить. Вновь покупать было не на что, денег не было. А потом это бессердечное учреждение - банк - начал спрашивать проценты, их платить не было возможности, и банк продал имение с молотка за бесценок, а Льва Алексеевича выгнал вон. Кончил жизнь Лев Алексеевич очень печально: от всего его состояния у него остался лишь один довольно длинный полушубок, наподобие подрясника; в нем он ходил постоянно; у него не было даже и рубашки. Жил он в Сапожке, где состоял сторожем при городском училище, топил печи, подметал классы и был беспечен, как и раньше.

Брат его, Андрей Алексеевич Губин владел очень хорошим имением на большой дороге, в котором было около 600 десятин, почти сплошь чернозема, был и лес. Он задумал пуститься в коммерческое предприятие, заложил имение в банк, получил за него хорошие деньги и начал раздавать направо и налево из процентов, без всякого разбора. На эту мысль его, по-видимому, натолкнул сосед его, Мих. Мих. Коринфский, “ходячий банк”, как его звали, который занимался не столько хозяйством, сколько денежными операциями - выдавал деньги даже дорогой в поле, так как возил деньги всегда с собой, и тут же у него была всегда чернильница с чернилами и пером и бумага, на которой можно было написать расписку. Этот-то Коринфский и соблазнил его. Но Губин не подумал того, что он еще не совсем потерял совесть, как Коринфский, и что Коринфский хорошо знал, кому можно дать, кому - нельзя, и что за получением процентов он являлся всегда в тот самый срок, когда наступала уплата, или срок по уплате всего долга, или одних процентов и переписке документов. А Губин был ленив для этого, давал деньги всякому, кто спросит, не справляясь об его кредитоспособности. И потому дело дошло до того, что однажды к нему явилась старуха из отдаленной деревни, просившая у него двадцать пять рублей на свои похороны, так как денег у нее не было, а она чувствовала, что скоро умирать, и, стало быть, похорониться не на что, а здесь, люди говорил ей - раздают деньги зря. Просьба старухи была до того как-то нелепа, что даже и Губин понял это и, давши ей двугривенный, выпроводил просительницу. Затем вздумал продать имение и на вырученные деньги купить в Москве дом и жить его доходами. Ему давали очень хорошую цену за имение, но он не продал его тому лицу, которое предлагало эту цену, так как оно было ему несимпатично, а продал одному купцу за цену на 2-3 тысячи меньшую, чем та, которую ему давали несимпатичные люди, получил деньги и отправился в Москву. Остановился, конечно, в хорошей гостинице и от нечего делать отправился в Окружной суд. Там он попал в гражданское отделение, где в это время должны были происходить торги по продаже домов, и стал читать объявление о продаже назначенных домов - заложенных, перезаложенных и за которые не платились уже проценты. Неизвестные ему лица, как потом оказалось, специально занимавшиеся аукционной торговлей, заметили его, подошли к нему, заговорили и спросили, не желает ли и он принять участие в торгах. Он, конечно, сказал, что за тем и пришел. Не желая иметь конкурента, который может возвысить цену на аукционе до нежелательных для них размеров, они предложили ему 400 рублей с тем только, чтобы он ушел из суда. Он деньги взял и ушел. Это ему так понравилось - получение 400 рублей без всякого труда, что через несколько дней он пришел опять в суд. Недавние знакомцы встретили его радостно; торгов в этот день не было, и они повели его в буфет, и, когда он немного выпил и разговорился правдиво, они узнали, что он за птица, и решили возместить свои 400 рублей, которые так опрометчиво дали ему. Они предложили ему купить дом на Кузнецкой улице в Москве, но для покупки его нужно было ехать в Петербург в тамошний суд. Он согласился, поехал с ними, но они там на вокзале передали его какому-то новому лицу, совершенно ему неизвестному, и сами скрылись. Новое лицо повело его в суд, торги состоялись, дом на Кузнецкой улице остался за ним; оно его поздравило, т.е. новое то лицо, попросило с него магарыча за покупку, получило 100 рублей и ушло. Получивши документы на купленное владение, Губин уехал в Москву и там на Кузнецком мосту ходил довольно долго, расспрашивая городовых, где тут такой-то дом. Городовые не могли указать, и, наконец, один из них, что-то подумавши, просил показать ему петербургский документ, в котором было сказано, что он купил с торгов деревянный дом на Кузнецкой улице. Тут все сомнения разрешились - городовые объяснили, что на Кузнецком мосту нет ни одной деревянной постройки, а Кузнецкая улица находится за рекой, там все почти деревянные дома, туда и идти нужно. Он пошел туда и нашел свою покупку. Оказалось, что это деревянный двухэтажный дом, населенный мелкими разными мастеровыми, не дающий убытка лишь в том случае, если все квартиры заняты. Дохода же он не дает никакого и требует много ремонта; покупщиков на него нет. Так наш Губин и остался непричем. Ему оставался единственный выход - не платить никому проценты по лежащим на доме долгам, а потом, когда его самого погонят, придется не сопротивляться и бежать, что он и сделал. Но он и тут не унялся, а поехал в Калужскую губернию, где жила сестра его, и там повел какие-то уже темные дела с покупкой и продажей имений, даже не существующих. Чуть-чуть не попал под Уголовный суд, но как-то выпутался и возвратился в Сапожковский уезд, чтобы здесь кончать дни свои на попечении своих племянниц, учительниц в земских школах. Сын его, Петр Андреевич - очень порядочный человек, рано женившийся, обремененный семьей, отлично сознавал несостоятельность своего родителя, не позаботившегося даже о том, чтобы дать сыну образование, когда на то была возможность, были и средства. Этот Петр Андреевич служил в Правлении Рязанской железной дороги, получал скудное жалованье и жил очень бедно. А ведь можно было бы жить хорошо, ведь, при безобразном хозяйничаньи, все же имение давало от 5 до 6 тысяч чистого дохода, не считая проживания в нем с семьей.