В этом же декабре, забыла какого числа, был литературно-музыкальный вечер в пользу "Общества помощи учащимся женщинам" или как в шутку называли "Общества помощи шипящим женщинам".
Организатором этого вечера был Л. Н. Андреев. Устроен он был в Колонном зале Благородного собрания; участники литературной части были все члены "Среды": Телешов, Найденов, Бунин и Скиталец. В те годы интерес к писателям был очень велик, и огромный зал был набит битком. Писатели имели шумный успех. Последним выступил Скиталец: огромный, на толстой шее лохматая голова, синий широкий бант вместо галстука и, конечно, в блузе. Он встал у самого края эстрады и отрывисто начал декламировать:
Пусть лежит у нас на сердце тень...
дальше говорилось, что его песнь не понравится, сравнивал её "с кистенем по пустым головам". Объявил, что он явился, чтобы возвестить, что "Жизнь казни вашей ждет"... И после этих виршей в зале поднялся крик, сопровождаемый не только аплодисментами, но и стуком, топотом... Едва ли на пушкинском утре Достоевскому была сделана такая овация...
А когда он прочел: "Вы -- жабы в гнилом болоте!"... восторгу не было границ. Кончил угрозами:
Господь мой грянет грозой над вами
И оживит вас своим ударом!
Тут присутствовавший полицейский не выдержал, вскочил и закрыл собрание. Публика, как ошалелая, ринулась к эстраде с криком "качать"...
Полицейский крикнул, чтобы тушили огни, и в зале наступила темнота.
Исполнителей из артистической попросили удалиться, после чего и публика спустилась вниз; она еще долго толпилась у подъезда.
Писатели, во главе с "знаменитостью", отправились в ресторан Большой Московский. Скиталец "заказал себе щей и тарелку зернистой икры, -- вспоминает Бунин, -- зачерпнул по ложке того и другого и бросил салфетку в щи: "Нет, я есть не хочу... Больно велик аплодисмент сорвал!"
Кончилось тем, что Скиталец укатил на Волгу, "шипящие женщины" получили с вечера хороший сбор, а Андреев, как подписавший афишу, был привлечен к судебной ответственности... Писателей допрашивали. Газету "Курьер" за отчет о вечере и напечатание стихов Скитальца "Гусляр" закрыли на несколько месяцев. Андреева судили, но он был оправдан.
Иван Алексеевич стал чувствовать свое литературное одиночество и опять мало появлялся в печати с рассказами. Он не был знаниевцем, ему претило то серое, что далеко от настоящего искусства, бездарное и фальшивое, что там печаталось. Модернисты, во главе с Брюсовым, его раздражали своим ненужным подражанием Западу. А между тем книги "Знания" расходились, по словам Горького, тысячами, а тираж "На дне" дошел до ста тысяч! Гремел и Гамсун, Пшебышевский, Бальмонт со своими "Будем, как солнце" -- в этом лагере многое не только оскорбляло его вкус, но вызывало смех, недоумение. Со "Скорпионом" он порвал окончательно; выкупив свою книгу и дополнив ее "Новыми стихотворениями", он продал ее в "Знание" в десять раз дороже. Она вышла "Вторым томом" его сочинений. "Первый том" состоял из рассказов.
Перед отъездом из Москвы к нему в "Лоскутную" пришел пожилой господин. Вошел в номер очень нерешительно, смущаясь. Лицо показалось знакомым, но кто, не знал. Оказалось, что это его гимназический учитель русского языка. Он принес свою рукопись с просьбой просмотреть и... устроить. Бывший ученик признался, какой страх нагонял на него он во время уроков.
-- А я шел к вам с бьющимся сердцем. Вот как изменились обстоятельства!
И оба от души засмеялись. Бывший учитель жил на Молчановке в нижнем этаже, Бунин заходил к нему. И всегда говорил о нем с большой нежностью.
Показал мне его квартиру. О судьбе его рассказа я не помню.
Свободное копирование
