Первое время в Нижнем я был очень одинок, у меня не было ни одного знакомого, с кем бы я мог посоветоваться, поговорить. В голове у меня еще все было неясно: ведь я не читал еще ни одной книги о русской революции, не имел понятия о программах революционных партий -- коротко: я еще не знал, что надо делать, у меня были только неопределенные стремления, почерпнутые из прочитанных мною романов. Записался в городскую библиотеку. Тогда во всем Нижнем была одна библиотека, но библиотека недурная. Правда, только а прошлом, 1884, году она подверглась основательной чистке Правительство одновременно с закрытием радикальных журналов в апреле 1884 года издало циркуляр, по которому много журналов и книг было изъято из публичных библиотек: все радикальные журналы за прежние годы, "Современник", "Русское слово", "Отечественные записки", "Дело" и сочинения Писарева, Лаврова, много романов с радикальной тенденцией, как русских, так и переводных, книги по истории, философии и т. д., но для чтения все же кое-что осталось.
Чуть ли не первой книгой, которую я взял из библиотеки, был правительственный отчет о процессе по делу 1 марта 1881 года. Эта книга дала мне очень много. Она познакомила меня с революционерами уже не из романов, а из действительной жизни, дала представление об их целях и путях. Образ Желябова, его геройское поведение на суде произвели сильнейшее впечатление. Желябов определил в своей речи на суде прежде всего свое отношение к религии. Он сказал, что он отрицает православие, но сущность учения Иисуса Христа признает и полагает, что она заключается в том, что следует бороться за правду, за права угнетенных и слабых, и если нужно, то за них и пострадать. Такова моя вера, сказал Желябов. Такое истолкование христианства, характерное для народничества, нашло во мне тогда полный отклик. В своей заключительной речи Желябов изложил вкратце историю народнического революционного движения: "хождение в народ", создание организации "Земля и воля" и, наконец, "Народной воли", ее цели и тактику. Речи Желябова, выступления Перовской, Кибальчича много уяснили мне, многое сделали понятным. Надо признать, что правительственный отчет о процессе первомартовцев, несмотря на его неполноту и урезки, производил сильное противоправительственное воздействие. "Народная воля" -- вот то знамя, под которым надо бороться, думал я по прочтении этого отчета. Надо читать, учиться, чтобы уяснить себе до конца, что и как надо делать сейчас. И я продолжал читать. Прочитал Некрасова. Его стихи, поэмы потрясали, захватывали. Особенно сильно действовали: "Песня Еремушке", "Размышления у парадного подъезда", "Рыцарь на час", "Кому на Руси жить хорошо?" Некрасов стал моим любимым поэтом. Любовь к народу, к крестьянину, жалость к его доле и стремление помочь ему -- вот, что внушали стихи Некрасова. В этом же направлении действовали сочинения Глеба Успенского, его страстные искания, как помочь народу в его бедствиях, найти выход из тяжелого положения, в котором после "освобождения" он оказался. Тогда в "Русских ведомостях" печатались его "Письма с дороги", в которых он описывал свои впечатления от поездок по России и Сибири; крайне болезненно переживал он впечатления от безотрадных картин тогдашней российской действительности. Все это сильно действовало и на читателя его статей. Читал еще Достоевского, Писемского, Гончарова.
Но я не ограничивался только чтением беллетристики. Я проштудировал с составлением конспекта "Происхождение видов" Дарвина. Эта книга заложила первые основы моего материалистического мировоззрения. В этом же направлении действовали статьи Спенсера.
По истории я прочитал тогда Дрепера "Историю умственного развития Европы", Бокля "Историю цивилизации в Англии" и несколько томов "Всемирной истории" Вебера.
Свободное копирование
