Я вечно была не в ладу с самой собой, отсюда все мои колебания, боязнь решений, неодолимый страх в момент, когда надо делать выбор. При этом я очень энергична, знаю, чего хочу от жизни, и если требуется рискнуть — не раздумывая рискую! Странный характер, с ним нелегко жить и окружающим, и мне самой. Я так никогда и не нашла надежного плеча, на которое могла бы по-настоящему опереться, меня мотало и бросало в разные стороны, и жизнь моя всегда зависела — зависит и по сей день — от руки, протянутой мне.
А я свою руку готовилась еще раз отдать «на радость и на горе», зная, что это не навсегда, ради сохранения чести семьи я должна была выйти замуж, и как можно скорее! Это было не так-то просто: о любом бракосочетании мэрия должна дать оповещение как минимум за две недели. В таком случае тотчас примчится вся мировая пресса, поднимется немыслимый шум, гам и бедлам. Нет, никакой огласки, полная конфиденциальность!
Родители Жака и мои отчаянно пытались умилостивить муниципалитеты Монпелье, Парижа (XVI округа), Сен-Тропеза и Лувесьенна: мы должны были пожениться по месту проживания одного из нас или наших семей!
С помощью многочисленных пожертвований коммуне, на дом престарелых, на какой-то профсоюз, какую-то школу и так далее, папе удалось умаслить мэра Лувесьенна.
Обещания сыпались дождем.
Ни в коем случае никому не сообщать.
Ну конечно!
Только родственники, никого больше.
Само собой!
Мы не останемся здесь, приедем только накануне, поженимся быстро, тихо, без торжеств 18 июня 1959.
Разумеется!
В ожидании этого дня мы уехали в Сен-Тропез.
Жить в «Мадраге» я не захотела: не было ни сил, ни мужества заниматься домом, полным воспоминаний о совсем недавнем прошлом, так не похожем на мое настоящее. Мы устроились в рыбацком домике, у папы и мамы.
Жак то и дело ездил в Париж и обратно. Ему предстояло вскоре начать сниматься в фильме Рене Клемана «На ярком солнце» с Аленом Делоном и Мари Лафоре. Красивая история, немного детективная, немного любовная, действие происходит на яхте, где-то между Францией и Италией.
А я в это же время должна была сниматься в «Хотите танцевать со мной?» на студии «Викторина» в Ницце! Ну и профессия у нас, актеров, немного же нам придется бывать вместе! Я плакала одна по вечерам в постели, в красивом и уютном домике, принадлежавшем моей семье. Дада, моя Дада была здесь, как всегда, колдовала над своими кастрюльками, стараясь приготовить мне что-нибудь лакомое. А я могла есть только макароны!
Бабулю, год назад овдовевшую, мама полностью взяла на свое попечение; теперь она с утра до вечера шила или вязала и панически боялась только одного — как бы я не простудилась, не подняла что-нибудь тяжелое, а то, не дай Бог, потеряю ребенка. Благодаря моей глупости, Бабуле скоро предстояло стать прабабушкой, и она была мне за это бесконечно признательна. Чего нельзя было сказать о маме: нелегко вот так сразу состариться, сделавшись бабушкой в 47 лет!
Что до папы, он, как всегда, шел по жизни «с розой в руке» и был очень рад, что появится малыш, которому он сможет читать свои стихи и рассказывать сказки про госпожу Сороку.
Я смотрела в будущее по-картезиански трезвым и холодным взглядом. Квартира на Поль-Думере слишком мала для нас с ребенком! Придется переехать, нанять няню, этакую замечательную девушку, которая сможет полностью заменять меня. Где только найти сию редкую птичку?
А фильм? Пока будут идти съемки, меня разнесет, это станет заметно, как же быть? Какого выбрать врача, когда наступит время рожать? И где я буду рожать, при том, что вся мировая пресса следует за мной по пятам?
И главное, главное — моя жизнь только начинается, я не хочу быть пленницей ребенка и мужа, которого я недостаточно люблю! Какой же мужчина возьмет меня потом с ребенкам на руках? Я не успела еще выйти замуж, а уже думала о другой жизни с другим мужчиной...
Тем временем Жак в Париже записал очень миленькую пластинку на 45 оборотов, четыре чудесные песни о любви, которые он от всего сердца посвятил мне. Решительно, стоило мужчине сойтись со мной, как он начинал петь, это становилось прискорбной привычкой. Мурлыканье глупостей под музыку — не лучший способ материально обеспечить появление на свет младенца. Снова мне одной придется взять на себя все бытовые проблемы, связанные с этим нежеланным событием. Да чем же я прогневила Господа, чем заслужила такое наказание? Я вела сказочную жизнь, заставляла страдать мужчин, делала, что хотела, не считаясь с обществом.
Таперь я расплачивалась по счетам — и каким счетам!!!
Из окна моей комнаты на втором этаже нашего домика, прячась за приоткрытыми ставнями, я высматривала фоторепортеров, зная, что они прячутся вдоль всей улицы Мизерикорд, представлявшей собой извилистый переулок. Они поджидали меня, притаившись за машиной, за дверью гаража, за углом, за стеной, даже на крыше домика напротив они лежали на желобчатой черепице, скрытые ветвями бугенвилии. Все телеобъективы, похожие на готовые к бою базуки, целились в меня, чтобы малейшее мое движение было растиражировано на первых полосах газет всего мира.
Я не решалась выйти из дома.
Я впадала в депрессию!
Погода стояла прекрасная, мне хотелось искупаться, побегать на солнышке и вообще насладиться всем, чем этот дивный и еще не изгаженный курорт мог меня порадовать, — а мне приходилось в мои 24 года сидеть в четырех стенах за закрытыми ставнями и считать по пальцам часы в обществе бабушки, Дада и мамы.
Но тропезианцы — настоящие — потрясающий народ!
Узнав от мамы, что я пребываю в заточении из-за фотографов, они погнали их взашей из поселка: доблестный поход возглавили Феликс-Портовый, Франсуа из «Эскинада» и другие. Ну просто Вифлеем, вставший на защиту младенца Иисуса в яслях.
Спасибо им от всего сердца!
Они так славно поработали, что я смогла наконец жить почти нормальной жизнью до 17 июня, когда мы все отправились в Лувесьенн — маленькими группками, чтобы не привлекать внимания.
Свободное копирование
