Разве можно это назвать голодом?
Голод в Верхней Тавде? Нет, это нельзя было назвать голодом , но есть хотелось всегда. Разбуди ночью и предложи поесть , не отказался бы. Даже когда вроде бы и сыт!
Мать устроилась билетером в городской театр имени Сталина и зарабатывала, то много, то - мало.
Много, - это тогда , когда она работала не одна , а в паре со мною , или с тетей Маней , или с тетей Клавой. Но тети Клавы и Мани , часто попадали впросак , - горели на почве распространения контрамарок за половинную цену, - не могли отличить переодетых ментов! Тогда, когда тети Мани и Клавы отказывались работать -'Не хотим, Бэлка, штрафы платить!' - просила меня помочь ей! И я распространял контрамарки за половинную плату! У меня оказался большой круг знакомых , которые всегда пользовались только моими контрамарками. А мама их пропускала в театр - на танцы или на спектакли! - всегда. Даже тогда , когда на них стоял штампик , проставленный еще в прошлом году!
А что касается ментов-мусоров , то я их вычислял моментально! Этому меня научил один из сегежских урок , которому я , время от времени , покупал , а главное , проносил сквозь колючую проволоку , водку , не повышая на нее цену - как это обычно делали все вольняшки. Это воспринималось урками , как данность - риск требует дополнительной оплаты!
Впрочем, уркой-мужичком был и директор тавдинского театра имени Сталина Николай Клевин , который был на фронте связистом , совершил подвиг и при этом его тяжело ранили.
Клевин показывал нам - мне и маме - фронтовую газету 'За победу', и в газете той - фотография бравого солдата рядового штрафбата Кольки Клевина: связист Николай Клевин зажимает зубами провод , который был разорван вражеским снарядом. Шапка над фото вещала: 'СВЯЗЬ ВОССТАНОВЛЕНА!'
Я сразу приметил , что фотография - сплошная туфта! А подвиг был. Только хотел журналист присобачить к правдивому очерку - фотку своей выработки. И - получилось! Этим грешили многие.
Сам Клевин пошел в сознанку, когда я обратил внимание , что за спиною Клевина - какие-то солдатики играют в волейбол. Солдатики были плохо заретушированы!
Да и не мог рядовой штрафного батальона Клевин взять с собою фотокорреспондента. Не по чину!
Коля Клевин - ему недавно стукнул двадцать один год! - сказал об этой фотографии:
- А где он , падла , был , когда я этот провод хавал!?
Коля попал в штрафбат из Сегежи. И на его заявлении Всесоюзный Козел Михал Калинин, как и на заявлении моего отца, начертал: 'Досидит после победы!..'
Он и взял мою маму на работу без всяких-яких , когда увидел сегежскую прописку. И смотрел сквозь пальцы на наши игрища с контрамарками.
Николай Клевин после победы над фашистской Германией вновь вернулся в Сегежу, стал Директором единственного в городе кинотеатра , и это он подтвердил мамин рабочий стаж , - растеряха потеряла трудовую книжку, когда оформлялась на пенсию.
Мать жила тогда с нами в Севастополе и ей пришлось ехать в Сегежу.
В толстом мужчине , одетом в элегантный костюм , она с трудом узнала бывшего Директора тавдинского театра Кольку Клевина!
- Сколько вам лет не хватает , Бэлла Моисеевна?
- Я у вас проработала полтора года , Николай!
- Я не спрашиваю , сколько проработали , смолько лет не хватает?!
- Года три!..
Николай Клевин напечатал на машинке нужный документ. Достал несколько печатей , отобрал нужную , хэкнул на нее , стукнул ею по справке. На круглой печати , опоясывающем медную кругляшку , значилось: 'Верхне-Тавдинский городской драматический театр им. И.В.Стапина' - уволок все-таки печать Колька Клевин. По привычке. А привычка , как известно , вторая натура. Судя по письмам , он и сейчас проживает в Сегеже!
Но - вернемся к Морозихе! Когда баба Яга , натопив печь , раньше времени закрывала вьюшку , когда угар - я его научился распознавать по запаху! - стал просачиваться в нашу комнату, я вскочил , распахнул окна и сказал , твердо веря в свои слова:
- Через три дня я спалю этот дом! И буржуйку в нем спалю , прикончив ее кирпичиком по кумполу!
Мать закрыла мне рот руюй.
- Что ты говоришь, сынок! Тише, тише. Она услышит... Вот скоро окончится война , и мы отсюда уедем. Мы обязательно уедем...
Я отодвинул ее руку и сказал тихо , без босяцкого надрыва и оттого , наверное, более убедительно:
-Три дня. Если через три дня мы отсюда не съедем - спалю...
Отыскать в переполненном эвакуированными городе квартиру было делом нелегким, если не сказать , безнадежным. Но нам повезло и на этот раз - перебрались к тете Клаве Жабрун. Она жила почти рядом с нами. У Шабалиных. У Шабалиных своих детей - куча! Но Марфа Шабалина - удивительная женщина, и если бы ее позволили возможности , приютили бы под своей крышей весь мир.
ПЯТЬДЕСЯТ ГРАММОВ ХЛЕБА И КРУЖКА ЧАЯ...
Ванька Шабалин - средний сын Марфы Шабалиной , нашей новой квартирной хозяйки. Ване столько же лет, сколько и мне. И мы с ним сразу сдружились. Будто не несколько месяцев назад встретились , а знакомы с пеленок.
Ваня немножко странный и наивный парнишка с круглым , как у девочки , лицом. Уставится своими зенками и спрашивает. Вопросы какие-то ненормальные задает! Ни к селу, ни к городу. Пришей кобыле хвост!
- Максим , а если стать на рельсы и идти... До Москвы дойти можно?
- Можно , - отвечаю , - но только , дурень с кисточкой может позволить идти по рельсам пешедралом! Заберись в вагон и езжай себе , куда глаза глядят!
Ваня смущенно замолкает , а потом вновь спрашивает , будто невзначай:
- А в вагоне шибко трясет? Ты только не смейся , Максимушка... Не будешь смеяться?.. Если сильно трясет в вагоне , то кишки вымотать можно. Можно же, Максимушка?.. Ты не смейся , пожалуйста.
Ване Шабалину в своей десятилетней жизни еще не приходилось пользоваться никакими видами транспорта , не считая 'и-го-го!'. Но сознаться в этом не каждый бы смог. Во всех школах учились ребята со всей страны и , прежде чем попасть на Урал , им достаточно пришлось помотаться по железным дорогам , и - хочешь не хочешь! - повидать свет. Мальчишки гордились этим и посмеивались над теми , кто дальше своего города носа не высовывал.
- Не шибко трясет , значит? Вот бы проехаться...
В большой семье Шабалиных Ванька был главным мужчиной-кормильцем. Отец и старший брат с первых дней на фронте , и Марфа Петровна со своей единственной коровой да пятнадцатью сотками огорода не могла обеспечить пищею множество ртов , к которым прибавили и 'чужие вы-ку-вы-рен-ные', которых добрейшая Марфа тут же зачислила в члены своей семьи.
Ваня с рождения - художник. Он показывал альбом - ' еще до войны малевал!' - и рассказывал небылицы , утверждая , что 'все так и было всамделе!'
- Земля , значит , когда твердой сделалась и всяческие птицы да хищники заселили ее , из степей дальних выполз Змей-полоз , чудище грозное о двенадцати головах...
Змей-полоз на его картине был огненно-хрустальным. Страшным и впечатляющим , как первозданный мир на заднем плане.
- А это... Хозяйка горы медной , помощница люду рабочему. А это - осень: бурелом у речки Тавдинка... А вот хозяин тайги Мишенька Топтыгин вышел прогуляца - малинкой полакомиться желают...
Сотни рисунков в альбоме и вроде еще малость места есть там , но забросил его Иван , не до альбомов: кормилец Ваня малюет коврики. Для базара. И на всех ковриках почти один сюжет: лебедь белая плывет по ультрамариновой воде и краса-девица с распущенными волосами смотрит вдаль - ждет суженого своего , который вернется со страшной войны живым и невредимым.
Ванины коврики раскупались быстро , но писал он их медленно. Не привык спешить. Не по нутру ему это было! Древние чудовища в довоенном альбоме требовали осмысления, а тут... Знай себе , малюй , не задумываясь! Раз-два-с , и - готово!
А Ваня старался , каждый волосочек волоокой красавицы, с дореволюционной открытки , выписывал.
И лебедушка из-под его кисти рождалась как настоящая. Лучше настоящей! И плавала она по настоящему пруду.
- Ты бы поспешил , Ванек , - просила Марта Петровна.
Ничего не отвечал Ваня , отмалчивался. Когда Марфа Петровна попросила его нарисовать 'базарную лебедушку', согласился. Понимал , пить-есть надо - такую ораву прокормить одной женщине не под силу! Да и отец , когда уходил на фронт , наказывал помогать матери - вот он и помогал! Но рисовать сознательно хуже, чем он умел, Ваня не мог и не хотел...
- Для людей же стараюсь...
Чтобы хоть как-то убыстрить работу , холсты - старые холсты и старые клеенки - грунтовала КанаЖабрун. А с некоторых пор в работу подключился мой двоюродный брат Мишка Крицер. Тот самый Мишка Крицер , который , наглотавшись рыбьего жира , не умер , а живет до сих пор - ему в Верхней Тавде исполнилось семь лет! - с одной почкой. Вместе с любовью к Бахусу Исаак Крицер передал своему сыну и талант художника: Ваня Шабалин позволил ему рисовать даже воду, а потом вообще доверил все...
Но вернемся к КанеЖабрун . Холсты и клеёнки для Вани Шабалина она грунтовала с удовольствием . Ей нравилось наблюдать , как рисует Ваня , как из-под его волшебной руки выплывают лебеди и печальными становятся глаза красавицы...
Мне кажется , что она была неравнодушна не только к Ваниному творчеству, но и к нему самому. Да и Ваня наш тоже эдак робко и необычно на нее поглядывал...
А я ... я был влюблен в нее по самые уши! Я полюбил ее тогда , когда она уезжала из Сегежи в далекую Тавду.
И пусть весь свет талдычит , что нельзя по настоящему влюбиться в десять лет , никому не поверю. И длилась эта любовь без взаимности долго-долго , пока в один , совсем не прекрасный день , заглохла , уступив место новой. Но случилось это через много лет , когда я стал взрослым и мы все вновь оказались в Сегеже!
Если признаться честно , Ванины коврики - капля воды в засушливый день. Дожились-доходились до того , что на ноги надеть нечего: ботинки и валенки , вся обувка наша каши просит. А в школу-то ходить надо!
'Если босиком попробовать?.. А ботинки в школе надевать... Это какая экономия получится! Весна же!..'
Впервые в жизни иду босиком. Ботинки , перетянутые бечевкой , чтобы подошвы не отвалились , под мышкой. Пройдешь квартал-другой , выберешь место посуше , вымоешь ноги в луже и , пожалуйста , надевай ботинки - действительно , экономия!
А идти все-таки холодновато. Сверху припекает солнышко , но под ногами чавкает холодная , продрогшая за зиму , земля. Недолго я так экономил , простыл и свалился с высокой температурой...
Мать - в слезы.
- Жить невозможно , Марфинька! Ничего нет , ничего не достать, - привыкла , что все хозяйственные вопросы решал отец. Он тебе и одежду добудет , и еду... А тут до всего самой додумываться приходится...
А в театре , где мать работала , больше шефских концертов стали давать , да и тетя Клава с тетей Маней отказались помогать , а я стал ходить в школу во вторую смену. Как раз в тот период , когда стало особенно трудно с пенензами!
Смекалистая Марта научила:
- Дуй в собес , Бэлка , там помогут. Должны помочь вакуированным. И , обратно, мужик твой на фронте. И детей у тебя двое имеются. Помогут - это как пить дать!
Пошла. Помогли. Выдали ордер на галоши.
Галоши - это даже очень здорово! Во-первых , блестят как лаковые , во-вторых , сухо в них , в-третьих , у ботинок давно подошвы истерлись , а в галошах этого не видно и этак гордо вышагиваешь через лужи! Чудесненько!
Но странное дело , не прошло и месяца , развалились галоши. Что они , бракованные , что ли!?
Но галоши были что ни есть , самые обыкновенные - высший сорт! Разница заключалась лишь в том , что в мирной жизни если кому покупали галоши , то он их и носил, а тут... Как по расписанию . Самой первой их надевала Марфа Петровна , когда поутру выходила подоить корову, потом - мать , тетя Клава , я... Это ничего , что ноги у всех разные , матери всучили по ордеру галоши ' на вырост ', - никто брать не хотел ! А ее уговорили !
Всем тетям галоши были не ' на вырост ', ну а мне , Кане и Ивану приходилось в носок обрезки с холстов и с клеенок подкладывать. Вот и взбунтовались галоши - развались!
И снова Марфа Петровна пришла на помощь : глянула развалюхи и только головой покачала
- Да нешто такая обужа по нашему климату! Ну не хнычь , Бэлка , сотворю я всем мальцам и девицам обувку похлеще магазинной . Мастерицей когда-то слыла. Эй , Ванюха , сходишь завтра с Максимом лыка надрать !..
Сплела тетя Марфа лапти - очень удобную , теплую и легкую обувь. И ни какие-то там растоптанные , ширпотребовские , которые в сельпо продавали , а по ноге - мерку снимала! И получилось тютелька в тютельку.
Мне сплела , Ивану своему , Вальке , Мишке Крицеру за помощь Ивану и Кане Жабрун. Кане - особые лапоточки , на каблучках. Форсистые!
- Как влитые , сидят , - любовалась своей работой тетя Марфа.
А Валька попросила:
- А кукле моей можете сплести ?
- Отчего же, сплету...
Печатаю на компьютере эти слова , поднимаю глаза - перед мною стена. А на стене - огромная чеканка, выполненная специально к моему пятидесятилетию : панорама любимого мною Севастополя . По бухте движется , - представьте себе , что он движется! - на двух парусах маленький кораблик! На одном из парусов - надпись ' 50 ' На втором - ' 5. 04. 81 '. А по борту - название этой яхты - 'Лезинский'.
Под этим огромным панно , чеканка поменьше , намного поменьше: из вод морских выходит Владыка морей и океанов Нептун со своими морскими товарищами.
На обратной стороне чеканки , надпись: ' Братцу Лезинскому от брата Крицера в день рождения. И - дата: '5 апреля 1971 года'
У меня все стены в его талантливых чеканках и картинах!
А под его 'Нептуном' - маленькие славные лапоточки. Они сплетены из того лыка , которое мы надрали с Ванькой Шабалиным для Марфы Петровны. А тетя Марфа специально сплела для Валькиной куклы , лапотошки-крохотульки!
Кукла не успела сносить их и я , не отдавая себе отчета , а скорее из неистребимой привычки к собирательству , обнаружил их в Севастополе , куда моя взрослая сестра , покинув Сегежу, привезла и куклу. Приехала в этот город-герой , где женихи - матросы шастают пачками по Примбулю , то есть , по прекрасному Приморскому бульвару. И все, как один - холостые!
В Израиль я привез лапотошки , снятые с забытой куклы , в полной сознанке и повесил перед своим рабочим местом. И когда бы я ни садился за компьютер, всегда они - эти три , дорогих для меня вещи , - у меня перед глазами.
- Как влитые , сидят , - любовалась своей работой тетя Марфа и , вздохнув , добавила , - а я уж думала забыть про лапти-то... Носите на здоровье , детки до полнейшей победы. Слух в народе прошел: к следующему году выйдет войне завершение - у Гитлера да у Геббельса из носа уже кровавая юшка течет...Тогда на радостях победный не лапотошки , а хромовячьи сапожки сошью вам. Ужо потерпите малость...
Так и доходили мы третий класс в лаптях!
Но если бы у меня не было лаптей , если бы у меня вообще ничего не было, я бы все равно ходил в школу. Я бы вплавь по лужам пробирался , я б на ходулях шел , по небу летел , а добрался бы! И не потому , что неожиданно влюбился в науку и стал отличником учебы - а учиться я стал неплохо , на 'хор.' и 'отл.' - вот бы порадовался Павел Ефимович! - а потому , что на большой перемене школярам давали по большой кружке чая и по пятьдесят граммов хлеба.
Ах , как я ждал этой большой перемены! Да и не только я , весь класс. Да и что там класс - вся школа! Начиная от директрисы и кончая первоклассником-несмышленышем.
Пятьдесят граммов хлеба и пахучая кружка чая... По тому , как держали этот кусочек , как подносили ко рту , можно было точно установить , кто в каком достатке живет.
Хлеб съедали , не запивая , чтобы не занимать другую руку кружкой , чтобы крошки - не дай Бог! - не упали на пол , а попали точно в ладонь. А потом тоже можно было отправить в рот. А потом , когда исчезали не то что крошки , но даже дух от них , обжигаясь , пили густой , заваренный витаминной травой , чай. Кружку , другую , пока живот не нагревался , пока не появлялось хоть минутное ощущение сытости...
Пятьдесят граммов хлеба и кружка чая...
И снова ухожу из того кошмарного года в день сегодняшний. Не могу щелкать одним пальцем по клавишам своего персонального компьютера. Пойду-поброжу по гористой Хайфе , так напоминающей Севастополь. Пойду посмотрю на хлеб. Хочу увидеть сразу много продуктов , в основе которых - мука! Чтобы убедиться , что не умер тогда , что дожил до сегодняшнего дня...
Булки и булочки , кренделя еврейские и баранки , медовые пряники (хонек-лейках) и коржики яичные и медовые (кихелех) , бублички миндальные путер гебекс (масляная сдоба) и монелех ( маковник) , и хала , и пирожки со всевозможными начинками... И хлеба разных названий!..
Господи! Какая дикая страна Израиль! Зачем столько названий?! Хлеб - и все!
А тут! еще какая-то девчушка выспрашивает у продавца:
- Точно свежий? Ночью завезли?
И продавец , знаток иврита и грузинского языков , а теперь и русского языка - красавыца! Зачэм ночью? Сычас дэлаем!..
И - точно , вдали расположилась печь , которая и выпекает эти мучки-штучки.
'Пигалица ты! Как дам щелбана в лоб , до потолка подпрыгнешь , лядь!'
И тут же спохватываюсь: это не я так думаю , а тот приблатненный мальчишка Максим Кучаев из сорок военного , из сорок голодного года!
Засидевшись за компьютером и пиша о голоде , совсем забыл , что нахожусь в сытом , до противности сытом , вечно жующем Израиле! И снова передо мною строки: ' Пятьдесят граммов хлеба и кружка чая... Все правильно , было именно так и больше так быть не должно'.