Как я попала в больницу

  Как я попала в больницу

  Жить в нашей квартире на Шарике было очень тяжело. Сосед Фирсов постоянно устраивал разные провокации. Иногда, когда я стирала бельё и отходила ненадолго от стиральной машины, он бросал в машину обрезки цветных ниток, в результате чего мои простыни покрывались замысловатыми рисунками. Если я готовила обед, я не могла отойти от плиты ни на минуту, так как однажды обнаружила в сваренных макаронах стекло.

  Как-то раз в местах общего пользования нашей квартиры домоуправление производило ремонт. Маляры должны были оклеить прихожую обоями, которые им дали в домоуправлении. Фирсову обои не понравились, он стал ругаться, наскочил на Васю и ударил его табуреткой. Он кричал, что Вася, якобы не дал своих красивых обоев, которые у нас лежали в кладовке. После этого скандала Вася подал на Фирсова жалобу в милицию. Фирсов испугался, привёл домоуправа, и тот уговорил Васю простить Фирсова.

  В общем, живя в этой квартире, я сильно нервничала, у меня постоянно повышалось давление. И вот, шестнадцатого апреля 1962 года врачи из поликлиники Шинного завода, в которой я лечилась, положили меня в больницу на исследование.

  Больница находилась далеко от дома, в посёлке Капотня, который совсем недавно перешёл в подчинение Москвы. Врач, который принимал меня в больницу, сказал, что до первого мая меня обследуют. В больнице я чувствовала себя хорошо, помню, даже помогала заведующей отделением писать бирочки и подвешивать их к каждой кровати.

  В больнице мне проверили кишечник, делали уколы от давления и разные другие процедуры. Вскоре меня должны были выписать. И вдруг, за два или три дня до выписки лечащий врач (это был мужчина) сказал, что выписывать меня на праздники не будут, так как не сделан ещё один какой-то анализ. Я начала протестовать, но мне в этот день сделали укол, после которого у меня поднялась температура. Моего лечащего врача в больнице уже не было, я пошла к заведующей. Она посмотрела и сказала: "Иди, ложись, у тебя начинается инфильтрат". Температура у меня поднялась до сорока градусов, но врачей в больнице уже не было, и даже дежурившая в это время врач-гинеколог ушла домой праздновать Первомай.

  Когда врач-гинеколог появилась в больнице, она сделала мне вокруг больного места блокаду: несколько уколов новокаина. Температура у меня не спадала, и я попросила своих соседок по палате позвонить Васе и сообщить ему, что мне плохо. Ко мне сразу приехали Вася и Галя. Они подняли в больнице переполох, так как мне срочно требовалась помощь, а её не было. Кроме того, Галя возмущалась антисанитарией и тем, что в коридорах поют сверчки.

  После праздников в нашу палату пришёл главврач больницы и устроил скандал моим соседкам. Он был возмущён тем, что они звонили моему мужу, и кричал: "Я вас отсюда не выпущу, я вас сгною!". Мне же решили немедленно делать операцию, так как инфильтрат превратился во флегмону. Но я отказалась и попросила перевести меня в другую больницу.

  И вот, на скорой помощи в сопровождении медсестры меня отправили в другую больницу. Машина где-то долго плутала по улицам Москвы. Но вдруг я почувствовала сильный толчок, оказалось, что наша машина столкнулась с каким-то грузовиком. Когда появилась милиция, началось выяснение причин столкновения. Несмотря на то, что я находилась в очень тяжёлом состоянии и иногда теряла сознание, я отчётливо слышала плач моей сопровождающей сестры, которая при этом кричала: "Давайте, скорее выясняйте, ведь у меня умирает человек!".

  В конце концов меня привезли в больницу №30 в Четвёртом Крутицком переулке, что около Симоновского вала. Тут же хирург Клавдия Митрофановна сделала мне операцию под общим наркозом, после чего я долго не просыпалась, помню, меня сильно били по щекам, чтобы привести в чувство.

  Состояние моё было ужасное, руки и ноги были, как тумбы, всё разнесло так, что нельзя было повернуться, на руках и ногах выступили вены, всё было чёрное, температура около сорока градусов держалась больше месяца. Рана на ягодице была огромная, вся в сплошном гное, сама ягодица была чёрная. Каждый день меня возили на перевязку, ножницами вырезали сгнившее мясо. При перевязке от жутких болей я вся чернела. Однажды я услышала, как в коридоре больные сказали: "Вот эта старуха скоро умрёт". Когда в палате у меня иногда сползали бинты, мои соседки, увидев рану, ужасались, так как это было сплошное месиво.

  Поскольку моя температура не снижалась, Вася и Галя пригласили ко мне профессора. Как только профессор (он был очень маленького роста) вошёл в палату, он первым долгом спросил: "Где тут больная, которая не признаёт медицину?". Хотя я и была в плохом состоянии, я ему ответила: "Я медицину признаю, но отдельных коновалов, которые не лечат, не признаю". Подумав, профессор пришёл к выводу, что температура не снижается оттого, что у меня воспаление лёгких, которое я подхватила, лёжа у открытого окна. На самом деле у меня был второй очаг воспаления, который не вскрыли. Когда Клавдия Митрофановна обнаружила этот гнойник, она сделала второй разрез и вскрыла гнойник.

  После того, как температура начала снижаться, ко мне прикрепили физкультурного врача. Я прямо на кровати делала упражнения для рук и для ног. Руки и ноги стали приходить в нормальное состояние, опухоль спадала. Когда температура нормализовалась, мне разрешили сидеть на кровати, а потом и спускаться с кровати. Но, пролежав два месяца, я так ослабла, что совсем не могла ходить, ноги меня не держали.

  Так моё обследование чуть не закончилось очень печально.

  Пролежав в больнице с шестнадцатого апреля до двадцатого июня, я ещё месяц долечивалась в поликлинике по месту жительства.

  С тех пор уже прошло три десятилетия, а у меня к плохой погоде жутко болит то место на ягодице, где осталась большая вмятина.

  Хочу рассказать историю моей соседки по палате, которая ухаживала за мной, пока ей самой не сделали операцию. У неё был сын лётчик, который работал на Севере. Сын попросил её приехать к нему и посидеть с маленькой внучкой. Через несколько дней после приезда на Север у неё начались боли в животе. Женщину отвезли в больницу, где ей сделали операцию аппендицита. Вернувшись в Москву, она опять заболела, её положили в больницу №30 и снова сделали операцию аппендицита, причём операцию делала хирург Анна Ивановна. После операции, уже дома, ей снова стало плохо, и её опять привезли в эту же больницу. Когда хирург Клавдия Митрофановна сделала разрез и нашла не вырезанный аппендикс, она спросила у присутствовавшей при операции Анны Ивановны: "Так что же вы вырезали у больной?".

  Вот так некоторые врачи невнимательно относятся к своим обязанностям.

  В одной палате со мной лежала мать писателя Сергея Сергеевича Смирнова, она привезла в больницу целый альбом семейных фотографий и рассказывала, что отец С.С.Смирнова был очень богатый человек, он ведал всеми ломбардами в России.