Я заменил за пультом Харитоненко и до 16 часов, под его наблюдением, отрабатывал все вводные по изменению параметров движения подводной лодки в режиме ручного управления.
За это время лодка несколько раз изменяла курс, при этом приходилось в режиме ручного управления стабилизировать глубину. Со ста, мы всплывали на глубину 30 метров и возвращались назад.
Но поскольку, всякий раз, изменения происходили в спокойной обстановке, то существенных ошибок я не допускал. Мне даже стало казаться, что я чувствую лодку, о чём, не без гордости сказал Валере Харитоненко.
В 16 часов на вахту заступила третья боевая смена, а мы с Харитоненко пошли в каюту к Овчинникову. Валера сказал, что считает возможным допустить меня к самостоятельному несению вахты на пульте «Боксит». Всеволод Леонидович согласился и добавил: «Все необходимые бумаги я оформлю. А тебе, Юрий Иванович, определяю заступить на вахту во вторую смену, пока же можешь отдыхать»
Но с отдыхом пришлось повременить. Раздался сигнал боевой тревоги и по громкоговорящей связи объявили: «Боевая тревога! По местам стоять к всплытию». И я поспешил во второй отсек на свой пост.
Всплывали, похоже, на сеанс связи. А когда тревогу отменили, я решил не искать койку для отдыха, а расстелил свою шинель на том же месте, между преобразователями частоты, заснул, сморенный усталостью.
Проснулся, услышав команду по громкоговорящей связи: «Вторая смена приглашается на ужин». За ужином, узнал от Вадима Лаптева, что получена телеграмма о том, что, как только позволит погода, состоится пересадка с борта АСС «Карпаты», на борт АПЛ К-64 специалистов, запланированных к участию в последующих этапах государственных испытаний.
Так как подводная лодка сильно перегружена людьми, то специалистов, завершивших свою часть работы, заберут с лодки. В списке людей, намеченных к передаче на К-64, значится Сергей Ребров. Значит, в ближайшие дни меня, скорее всего, пересадят на «Карпаты».
После ужина, я нашел Овчинникова, и он подтвердил информацию Вадима.
На мою просьбу, о возможности остаться до окончания испытаний, он ответил, что, в условиях жестокого дефицита места, иметь дублера не позволят.
Если Реброва пересадят на лодку, то его опоздание, скорее всего, забудется, под гром фанфар об успешном завершении государственных испытаний. Если же он на испытания не попадет, то, наверняка, найдутся желающие из опоздания на выход в море сделать дезертирство.
Пошел в каюту. Койка была свободна, и я лег вздремнуть до начала первой моей самостоятельной вахты. За пятнадцать минут до полуночи был разбужен рокотом громкоговорящей связи: «Второй боевой смене приготовиться на вахту. Форма одежды - РБ».
Несмотря на то, что я спал не больше трех часов, но себя чувствовал вполне бодро. В центральном посту старший помощник командира Вылегжанин что-то негромко докладывал, сидящему в командирском кресле, с красными от усталости глазами, Пушкину. Я спросил разрешение пройти, и подошел к Сане Чумаку, сидящему за пультом «Боксит».
Саня встал, освобождая место, и сказал, заученным голосом: « Глубина 80 метров, скорость 12 узлов, дифферент пол градуса на нос. Система управления в автоматическом режиме». « Что делалось, в последние часы?»- спросил я Саню. «Работали с гидроакустиками. Для нас это вылилось хождение переменными галсами и на разных глубинах»,- ответил Саня
«Второй боевой смене заступить», - скомандовал по громкоговорящей связи старпом. И операторы начали принимать доклады из отсеков.
«Подвахтенным от мест отойти», - снова прозвучала команда, и сменившиеся с вахты офицеры начали расходиться. Ушел и Пушкин. В командирское кресло сел старпом Вылегжанин. «Ну, и я пошел отдыхать»,- сказал Саня, направляясь в сторону кают.
А я, еще раз пробежав глазами, приборы и ключи пульта управления движением, начал внимательно наблюдать, как, повинуясь сигналам автоматики, указатель кормовых горизонтальных рулей, периодически меняет своё положение, ликвидируя случайные возмущающие воздействия на лодку.
Это может быть и изменение солености морской воды, и подводные течения и случайные колебания тяги гребных винтов, и перемещение грузов и людей внутри подводной лодки.
То ли под влиянием возбуждения от факта первой самостоятельной вахты, то ли оттого, что постоянного прокручивал в голове разные варианты реагирования на возможные отказы техники, спать совсем не хотелось, хотя команд на изменение режима движения было не много. Несколько раз выходил на новый курс, и по запросу акустиков, проводивших в эту ночь испытание комплекса «Океан», периодически менял глубину погружения.
Сменившись с вахты, лег на койку, которую освободил Саня Чумак, заступивший с третьей боевой сменой и, с чистой совестью занимая спальное место, заснул крепким сном.
Я, разбуженный в 7часов 30 минут командой по громкоговорящей связи: «Вторая смена приглашается на завтрак», пошел в кают-компанию.
Только успел позавтракать, как по сигналу Боевой тревоги пришлось бежать во второй отсек на свой пост выгородку преобразователей частоты.
Тревогу отменили только в одиннадцать тридцать, и почти сразу поступила команда: Вторая смена приглашается на обед. Пообедал, и к двенадцати часам снова пошёл заступать на вахту.
Опять ходили переменными галсами, периодически меня глубину погружения, В том числе и по требованиям гидроакустиков, проводивших испытания системы «Океан». Управлял, включив режим автоматического управления движением и стабилизацией АПЛ по курсу и глубине погружения.
На глубине 50 метров, и на скорости 8 узлов, когда до конца вахты оставалось около часа, командир ПЛ. объявил: «Боевая тревога, по местам стоять к всплытию» и почти сразу: «Всплывать на глубину 9 метров. Включить ручное управление кормовыми горизонтальными рулями».
«Выполнив команду, и переключив на ручное управление, я вспомнил слова Харитоненко. Он говорил, что при волнах более 3 баллов, автоматика не справляется со стабилизацией глубины
Отведя дифферент к нулю, стал медленно всплывать, за счет положительной плавучести лодки. «Всплывать с дифферентом два градуса», - приказал командир, которого, видимо, не устраивало медленное всплытие подводной лодки.
«Есть, всплывать с дифферентом два градуса», - ответил я и, переложив рули на всплытие, стал увеличивать дифферент.
«Дифферент 2 градуса, глубина 40 метров», - доложил я, и, увидев, что дифферент растет, стал его одерживать, перекладывая рули на погружение.
«Глубина 30 метров», - произвел я очередной доклад, и, убедившись, что дифферент с трех стал отходить к двум, облегченно вздохнул.
«Глубина 20 метров», - доложил я, отслеживая изменение глубины и удерживая дифферент около нуля.
«Глубина 10 метров», - доложил я и, видя, что лодка, чувствует волнение и продолжает всплывать, переложил кормовые рули на погружение, чтобы не проскочить, назначенную командиром, глубину
По громкоговорящей связи прошла очередная команда: «Ход восемь узлов», «Поднять перископ. Держать глубину девять метров»
««Визуально горизонт чист!», - услышал я голос Пушкина, стоящего у перископа». И, почти сразу, его крик: «Держать глубину 9 метров! Мы всплываем!».
Я и сам видел свою ошибку. При волне в три балла, не сумел выставить дифферент, обеспечивающий стабилизацию глубины.
Подгоняемый криком Пушкина, я энергично переложил рули на погружение, пытаясь приостановить дальнейшее всплытие. Лодка, с нарастающим на нос дифферентом, на глубине 6 метров, приостановила всплытие, и, с возрастающей скоростью, начала погружаться.
«Глубина 10 метров», - доложил я и резко переложил рули на всплытие, пытаясь сдержать быстрое нарастание дифферента и увеличивающуюся скорость погружения. Но, видимо, опоздал, дифферент продолжал нарастать, а лодка погружаться. Но, наконец, под действием рулей, дифферент перестал нарастать, а на глубине 15 метров, он начал отходить к нулю, а лодка медленно всплывать.
На моё счастье, к этому моменту прибежал, поднятый сигналом боевой тревоги Харитоненко, и сменил меня за пультом «Боксит». А я побежал на свой пост во второй отсек, где мог следить, за тем, что происходит с лодкой, только по командам, подаваемым из центрального поста.
Похоже, всплывали на перископную глубину на краткий сеанс связи, так как в 16 часов тревогу отменили, и заступила по боевой готовности №2 третья смена.
Когда я вернулся каюту, то Валера Харитоненко, которого, по готовности №2 заменил Саня Чумак, рассказал мне, что во время моих маневров по глубине, при дифференте в 12 градусов посыпались со стола кают-компании чашки адмиральского сервиза.
Был ли этот факт или не был, но, как байка, он вошёл в историю АПЛ К-64. На пятидесятилетии экипажа К-64, проводимом весной 2013 года во Дворце Молодежи в Санкт-Петербурге, мне напомнили о нём Женя Тихонов и Юра Марьяскин.
Перед ужином меня вызвал к себе Валерий Викторович Старков. Я думал, что будет очередной «разбор полётов», но он только предупредил меня, что на 18 часов запланировано всплытие для передачи специалистов со спасателя «Карпаты» на К-64 и обратно. И при объявлении боевой тревоги для всплытия, мне не надо бежать на боевой пост, а следует ждать сигнала к выходу на верхнюю палубу.
В 18 часов объявили по громкоговорящей связи: «Боевая тревога! По местам стоять, к всплытию» К этому времени, я вернул, с благодарностью, взятые у Миронова вещи, принес из второго отсека свою шинель, и, надев тужурку с погонами, ждал сигнала «с вещами на выход».
А еще через пол часа с группой заводских специалистов стоял на верхней палубе, наблюдая, как, краном, со стоящего рядом спасательного судна передают беседку - металлическую клетку, с пятью пассажирами в ней. В одном из них узнал коренастую фигуру Сереги Реброва.
Беседку аккуратно поставили, на палубу лодки, качающейся на волнах, и первая пятерка, готовых к переходу на «Карпаты» быстро заменила пассажиров клетки.
Кран поднял клетку, и, через считанные секунды, она уже стояла на палубе «Карпат», выгружая пассажиров. Всё делалось так быстро, что мы с Сергеем Ребровым успели только поздороваться, и я, пожелав ему успехов, поспешил к беседке, уже снова стоящей на палубе АПЛ.
Еще полминуты, и я ступил на палубу спасательного судна.
Свободное копирование
