Река времени 8. Золотой пляж Зеленогорска
На фото из интернета. Финский залив в Приветнинском
В увольнение одновременно отпускали не более 30 процентов личного состава, но уезжать можно было не дальше Зеленогорска. Если мне память не изменяет, в увольнении я был всего один раз. С Сашкой Игнатовым и Валерой Богдановым мы съездили в Зеленогорск на Золотой пляж.
Валера Богданов – высокий круглолицый, добродушный и улыбчивый москвич со спортивной фигурой гимнаста. Рыжий, коренастый Сашка из саратовской глубинки, поселка Питерка.
И вот воскресным утром, сразу после завтрака, мы стоим в строю увольняемых на аллее перед палатками. Погода прекрасная, уже тепло, а июльское солнце на безоблачном небе обещает к середине дня не менее 28 градусов. За соснами призывно блестят под легким ветерком воды Финского залива. Запах хвои смешивается с духом отцветающего шиповника, заросли которого окаймляют сосновый лес на берегу, и сныти, цветущей вдоль речки.
Капитан третьего ранга Бураков ходит вдоль шеренги и инструктирует уходящих в увольнение: «Хотя вы еще пока люди гражданские, но уже поступили в училище, поэтому требования к вам такие же, как для курсантов. Вам запрещается распивать спиртные напитки, в том числе пиво, запрещается выезжать за пределы гарнизона, граница которого определена Зеленогорском, железной дорогой через Ушково и следующей автобусной остановкой после Приветнинского в направлении на Выборг.
С гражданским населением, в том числе с девушками, конфликтов не должно быть. В 22 часа все, в том числе и увольняемые, должны быть на вечерней проверке. Есть вопросы? Вопросов нет!»
Дежурный по роте нового набора раздает увольнительные записки, мы вкладываем их в паспорта и строем двигаемся к контрольно-пропускному пункту лагеря.
За КПП строй рассыпается на отдельные группы, направляющиеся к автобусной остановке на Зеленогорск. Сашка и Валера уже знают, что я жил в Зеленогорске и хорошо представляю все места, куда можно пойти. Я рассуждаю: «Если бы сейчас был вечер, можно было бы пойти на танцы в ЦПКО, ну а сейчас лучше всего податься на Золотой пляж.
Все девочки к середине дня будут там - на одном из лучших Ленинградских пляжей». Ребята не возражают, и через несколько минут, мы высаживаемся из автобуса напротив 445-й школы, где я учился, смотрящей фасадом на Центральный парк и золотой пляж.
По пути к пляжу рассказываю приятелям о том, как во время классных занятий наблюдал из окон этой школы демонтаж памятника Сталину, стоящего перед школой в створе главной аллеи Центрального парка. В ответ Саша передает рассказ своей матери, видевшей процесс высылки немцев Поволжья из их автономной республики. Сашка, рыжий и голубоглазый, родом из тех мест, и мы дружно склоняемся к мысли, что в его роду тоже кто-то из немцев присутствовал. Посочувствовав безвинно пострадавшим Сашкиным дальним родственникам, решаем, что памятник снести было надо.
Не знаю, объясняется ли такое наше мнение юношеским максимализмом, но сейчас мне решительно не нравится борьба с памятниками советских лет и, тем более, лицемерные разговоры о «необходимости вынести из Мавзолея и перезахоронить по православному обряду мумию Ленина».
Главная аллея центрального парка (ЦПКиО) выводит нас прямо к песчаному пляжу. От кромки парка до воды залива около ста метров желтого горячего песка. На нем голубые будки для переодевания, солнцезащитные зонтики и всюду загорающие курортники. На жесткой траве, ближе к парку, несколько групп играющих в мяч.
На небе ни облачка. Полное безветрие. Слева гранитные остатки пирсов и волноломов времен, когда курортный Зеленогорск был финским городом Териоки. В образованной гранитными пирсами мелкой, давно затянутой песком осенних штормов бухте, по колено в воде бродят с сачками пацанята, ловят мелкую рыбку-колючку.
Прямо перед глазами сверкающая гладь Финского залива с виднеющимся вдали Крондштадтским Морским собором. Справа, метрах в двухстах, подходящие почти к самому берегу сосны, лежащие на песке рыбацкие лодки и деревянные корпуса санатория, У кромки воды детишки из мокрого песка строят крепости и замки. Много купающихся, так как погода несколько дней стояла отменная и вода хорошо прогрелась.
Мы догадались прихватить с собой простыню и идем по жесткой траве в сторону рыбацких лодок, просматривая пляж и выбирая место, где бы нам расположиться. Критерия выбора два: наличие свободного места недалеко от воды и присутствие в непосредственной близости симпатичных девочек - для завязывания знакомства.
Не прошли и пятидесяти метров, как Валера сделал стойку. Возле перекладины, закрепленной между двух сосен, стояла прелестная фея лет 16 и смотрела, как перед ней «мастерились» пляжные завсегдатаи. Валера, с прекрасной фигурой атлета и первым разрядом по гимнастике, показал ряд лихих финтов и оказался вне конкуренции. Через пять минут он уже шел с юной феей, что-то нашептывая ей на ушко, в сторону уходящего в море мола.
Нам же с Сашкой пришлось дойти почти до самых лодок, прежде чем нашли то, что искали. У последнего грибка расположились на пестрой подстилке две симпатичные девушки. Одна из них, тоненькая, с копной светло каштановых волос, в красивом полосатом купальнике с открытой спиной, лежа на животе, читала толстый журнал. Вторая, брюнетка, с высокой, чуть прикрытой узким бюстгальтером грудью и развитым тазом в голубом бикини, сидела в «позе лотоса», созерцая залив.
Место в непосредственной близости было свободно, и мы решили больше не искать счастья. Сбросив рубашки и брюки, оказавшись в плавках, мы с наслаждением растянулись на простыне с инвентарным номером в метре от пестрой подстилки.
«Двое рыжих – это перебор», - шепнул я Сашке, - «Займись девушкой с формами».
«Я за! Меня худышки не когда не привлекали», - ответил он мне еще тише.
Девушка в купальнике закрыла книгу и задумчиво посмотрела на обложку, как бы не решаясь опустить ее на подстилку. Я узнал книжку «Нового Мира» с романом Селенджера «Над пропастью во ржи».
Тему разговора можно было не искать. Поймав взгляд девушки, закончившей чтение, я спросил без вступлений: «Понравилось?»
Она ответила просто, как будто мы только что на секунду прервали разговор: «Очень! Я давно ничего проникновеннее не читала!»
Не отрывая от собеседницы взгляда, я заметил: «Я сразу понял по выражению, с каким Вы закрыли журнал, что это Селенджер. Сам долго ходил под его впечатлением».
Она слегка улыбнулась в ответ: «Знаете, мне всегда нравилась «Юность». Особенно повести Кузнецова, Гладилина, Аксенова, а сейчас вижу, что и «Новый мир» печатает прекрасные вещи!»
Уже как хорошей знакомой, замечаю, ожидая вопроса: «Мне тоже «исповедальная проза» нравилась, пока в школе учился».
И вопрос последовал: «А сейчас вы чем занимаетесь - учитесь или работаете?»
Пора представляться: « Да вот мы с приятелем, его, кстати, зовут Александр, а меня Юрий, только что поступили в училище Дзержинского».
Девушка явно разочарована, но спрашивает без ехидной ухмылки : «Так это что, ПТУ? и на кого там учат»?
Саша вступает в разговор: «Нет, это военный ВУЗ с пятилетним сроком обучения, готовящий инженеров для ВМФ».
Девушка улыбается с некоторым недоверием: «А почему называется училище, если это ВУЗ?»
«Так принято исторически», - отвечаю я, - «кстати, один из лучших московских ВУЗов тоже называется училищем, это знаменитая Баумановка».
«Да, МВТУ им. Баумана я знаю», - с улыбкой замечает моя собеседница, - «у меня дядя его окончил, а сейчас он там аспирант».
«Ну, мне до аспиранта пока далеко», - говорю я, - «но адъюнктура в Дзержинке есть».
«А что такое адъюнктура»? - присоединяется к разговору брюнетка, тщательно выговаривая незнакомое слово.
«Так в военных ВУЗах называется аспирантура», - отвечает Саша, - «но не слишком ли много информации о нас, пока мы не узнали даже ваших имен, прекрасные незнакомки?»
«Меня зовут Роза», - несколько жеманно сказала брюнетка и протянула Саше руку с ярко-красным маникюром. «Какое прекрасное и экзотичное имя»! - рассыпался в комплиментах мой друг и галантно поднес ее кисть к губам, - «Целую ручки!»
«Вы не поверите, но с экзотикой и у меня тоже все в порядке, мои романтичные родители назвали меня Джульеттой»! - с легкой улыбкой произнесла вторая. Грациозно перевернулась, села и, тряхнув гривой волос, протянула мне узкую кисть. Я не без волнения слегка пожал протянутую руку. Кисть была теплая и сухая.
Девушка мне определенно нравилась. Чистая, чуть тронутая загаром кожа, такая нежная, как бывает только в юности. Слегка продолговатое лицо с пропорциональным носом, отмеченным дюжиной едва заметных веснушек, и слегка вздернутыми, выразительными бровями. Розовые, как бы слегка припухшие губы. А главное - глаза. Аквамариновые, опушенные длинными ресницами.
Саша увел Розу купаться, а мы с Джульеттой остались загорать.
«Если не возражаешь, давай перейдем на ты», - негромко сказала она и улыбнулась одними губами. Глаза оставались серьезными, как будто мы заключали какой то договор.
« Конечно»! - Ответил я. Мне хотелось сказать ей что-то дружеское, но на простой комплимент не хватало решительности, и я, чтобы не молчать, спросил: «Ты была на выставке Станислава Рериха в Эрмитаже»?
«На выставке я еще не была, так как приехала из Москвы к бабушке только неделю назад и сразу в Зеленогорск, на дачу. А вообще-то я учусь в школе, перешла в одиннадцатый класс, и еще до сих пор не выбрала, куда мне пойти после школы. Возможно, в МГУ, на биологический, и хотя учусь я хорошо, всего две четверки за 10 класс, но боюсь, получится ли поступить с первого раза».
Она пристально посмотрела мне в глаза и спросила: «А ты не перепутал имя художника? Рериха зовут Николай, я точно знаю. У моей бабушки есть одна его акварель с подписью».
«Нет, в Эрмитаже выставка картин его сына, Станислава Рериха», - и я начал подробно рассказывать о выставке. Когда закончил, то добавил:
«А картины Николая Рериха есть в Русском музее. Вообще-то, у меня есть довольно хорошая подборка репродукций русских художников, я филокартист, но Станислава Рериха у меня в коллекции нет».
«Филокартист, не перепутать бы с филоксерист!» -тут же откликнулась шуткой девушка.
«А кто такие филоксеристы?»- озадаченно спросил я .
«Ну, наверное, те, кто занимаются изучением филлоксеры, есть такой вредитель растений. Однако, боюсь, что филоксерист – это мое словотворчество по удобному случаю! А вообще-то, мне бы очень хотелось сходить на выставку, тем более, что ты так ее расхваливаешь».
«Нет проблем», - ответил я, - «Давай запланируем посещение в следующее воскресенье и я не только проведу тебя по выставке, но и покажу весь музей. У нас в одиннадцатом классе был организован цикл занятий в Эрмитаже, так что я буду достаточно квалифицированным гидом».
«С удовольствием воспользуюсь твоим приглашением, тем более что на этой неделе мы переезжаем с дачи в город. Бабушка живет на Невском, в доме 24, так что мне до Эрмитажа совсем близко».
« Я вообще-то живу в Московском районе у Парка Победы, это довольно далеко от центра, но сейчас, после поступления в Училище, мой дом на несколько лет будет в Главном Адмиралтействе, а это еще ближе к Эрмитажу.
Сейчас мы живем в лагере Училища недалеко от Зеленогорска, но через четыре дня нас переводят в Адмиралтейство. В воскресенье нас отпускают в увольнение, так что давай встретимся у Александровской колонны в 10 часов утра - Эрмитаж в это время как раз открывается».
«Годится!»- коротко ответила Джульетта и, ласково улыбаясь, спросила: «Почему ты говоришь про 11 класс? Ведь мы первые, кого вынуждают учиться по этой схеме».
« Нет, это не так, первыми были мы - еще в 1957 году», - возразил я, - «Эксперимент на нас отрабатывался.
Решили, что опыт удачный, и сейчас эту схему поставили на поток! К сожалению, я попал еще в один эксперимент: экзамены мы в Училище сдали, но учиться начнем только через год. А c сентября, как ни грустно, будет не учеба, а десятимесячная стажировка на кораблях Балтийского флота».
«И меня не очень радует перспектива чередовать учебу с практикой еще целый учебный год, хотя всему, чему меня научили в прошлом году, я думаю, найдется применение».
«И чему же тебя научили"? – Поинтересовался я.
« Меня закрепили в машинописный отдел нашего завода, и я сейчас довольно хорошо печатаю на машинке».
Девушка изобразила своими тоненькими пальчиками процесс печатания и продолжила: «Думаю, что к концу одиннадцатого класса смогу уверенно печатать вслепую»!
«Что это тут Джульетта изображает пианистку"? - спросила подошедшая после купания Роза.
Узкий бюстгальтер, казалось, прикрывал только соски ее объемной груди. Вся ее невысокая ладная фигурка с развитым тазом и чуть тонковатыми икрами невольно притягивала взгляды окружающих. Шедший в шаге от нее коренастый, с рыжей волосатой грудью, Сашка просто пожирал ее глазами. По тому, как хозяйски он обнял ее за талию, заглядываясь через плечо на ее очевидные достоинства, а она откровенно прижалась к нему, было ясно, что они нашли общий язык.
«Давай, сходим и мы выкупаться!» - предложил я Джульетте.
«Мне не хотелось бы сразу заходить в воду, давай сначала пройдем по кромке воды до волнолома, а там уже искупаемся!»
Я вскочил на ноги и подал ей руку, помогая встать с подстилки. Девушка легко поднялась и, не выпуская кисть моей руки, повернулась ко мне.
Она была почти на голову ниже, и смотрела на меня, чуть подняв лицо, как бы чего-то ожидая.
Решимости моей хватило только ласково обнять ее за плечи. Она доверчиво прижалась ко мне, обхватив мою талию, и мы, стараясь идти в такт, побрели по мокрому песку вдоль уреза воды, разговаривая вполголоса.
Удивительное дело! Оказывается литературные вкусы у нас практически одинаковы: нравятся Бунин и Чехов и совсем не нравится Достоевский, нравятся Маяковский и Ахматова, и вполне заурядным кажется Гумилев.
Мы вышли на волнолом и сели на шершавую поверхность бетонного монолита. Поднялся легкий ветерок, и стало не жарко. Ни купаться, ни уходить с насиженного места не хотелось. Мы сидели на теплом камне, свесив ноги к воде.
Набегавшая волна иногда доставала моих лодыжек, а ей, чтобы намочить пальцы ног, приходилось опускать носки ступней. В прозрачной воде сновали стайки маленьких рыбешек. Наиболее смелые тыкались в пальцы наших ног открытыми ртами.
«Знаешь, Юра, у меня такое впечатление, что мы с тобой давно знакомы!»
У меня сладко сжалось сердце от желания ее поцеловать, ее голова лежала у меня на плече, но я не решился и от смущения промямлил : «Наверное, это потому, что мы из примерно одинаковой среды и одинаково думаем. Я, еще до того, как ты предложила пойти сюда, тоже подумал, что не стоит брести сотню метров по колено в воде, а лучше искупаться с волнолома».
Джульетта ласково улыбнулась и негромко стала читать стихи:
Мечты любви моей весенней,
Мечты на страже дней моих
Толпились, как стада оленей
У заповедных вод лесных.
Малейший звук в зеленой чаще
И вся их гордая краса,
Весь сонм, блаженный и манящий,
Уж мчится молнией в леса.
«Это Бунин», - сказал я тихо.
«А я знала, что ты их узнаешь», - ответила моя подруга.
«Почему»?- спросил я, предугадывая ответ.
«Потому, что я чувствую, что тебя давно знаю, а ты знаешь меня»?
« А я знал, что ты это сейчас скажешь, так как сам то же чувствую»!
Девушка не ответила, а только еще крепче сжав мою руку, потерлась щекой о мое плечо. Мы долго сидели молча.
Было одновременно и радостно и грустно. Радостно от присутствия, человека, с которым можно и хорошо говорить, и просто молчать. Грустно от понимания неизбежности расставания.
Как бы в ответ на мои мысли девушка бодро сказала: «За то мы в следующее воскресение встречаемся и целый день будем вместе! Хорошо бы, чтоб этот день был как сегодня, мне лучше не надо».
«Спасибо, маленькая!» - сказал я, - «Мне ни с кем не было так хорошо и просто, как с тобой. А значит, продолжение следует, вся жизнь впереди!»
К сожалению, ни в следующее воскресенье, ни через годы мы не встретились.
В лагере, перед самым отъездом в город, наступив на ржавый гвоздь, я проколол себе пятку и вместо воскресного увольнения попал в санчасть. Рассчитывал сходить в самоволку через Восточные ворота, но нога так болела, что перелезть через трехметровую преграду было нереально.
Когда вернулся в Училище после стажировки, я несколько лет все еще надеялся встретить ее у дома 24 по Невскому проспекту. Однако, увы, не встретил.
Но и до дней, когда пишу эти строки, все еще живы во мне светлые воспоминания о случайной знакомой с романтическим именем Джульетта и легкая грусть о несостоявшейся встрече.