Пятница, 18 февраля 1916 г.
Вспоминается Париж три года назад: праздничная толпа, приветственные возгласы, у всех сердце преисполнено надежды... А теперь? Война, неприятельское нашествие, убитые и эта мерзкая кампания, выставляющая меня виновником всех этих катастроф!
Послал великому князю Николаю Николаевичу поздравительную телеграмму по поводу последних побед русского оружия . Он ответил мне следующей телеграммой: "Тифлис, 17 февраля 1916 г. Очень тронут поздравлениями, с которыми вы обратились ко мне и к возглавляемым мною доблестным войскам по поводу взятия Эрзерума. Взятие этого города, несомненно, будет иметь важное значение для счастливого исхода наших общих усилий. Прошу вас, господин президент, принять от меня и от доблестных кавказских войск искреннюю и сердечную благодарность. Великий князь Николай".
Шарль Бенуа говорит, что он лишь вполголоса шепнул Бриану в палате: "правительства не существует", но Бриан использовал эти слова с трибуны, так как нуждался в диверсии. Я мимоходом спрашиваю его несколько ироничным тоном, не собирается ли он выставить свою кандидатуру на одно из вакантных мест в Академии. Он отвечает серьезно, что друзья советуют ему выставить свою кандидатуру. Впрочем, он уверяет меня, что очень занят теперь, ведет политическую хронику в "Revue des Deux Mondes", доставшуюся ему после смерти Шарма, вполне удовлетворен этой работой и не желает более "ничего". Действительно, он ни слова не говорит мне о месте Баррера, которого уже давно добивается. Но разве место в Академии -- "ничто" ?
Был у меня Андре Тардье, который вчера был отмечен в приказе по армии за храброе поведение под огнем неприятеля. Он -- капитан 44-го стрелкового батальона, участвовавшего в деле на холме Вими. Тардье желает, чтобы был [346] решен вопрос о его дальнейшей работе. Бриан обещал назначить его посланником в Бухарест, но против этого выступали радикальная и радикал-социалистическая фракции: они заявляют, что Тардье с начала войны занял антипарламентскую позицию, кроме того, они вспомнили старое, аферы Нгоко-Санта и Гомс-Багдад .
Я сообщил Тардье об этих возражениях, не солидаризируясь с ними, так как очень высоко ценю Тардье. Он говорит мне, со слов Бриана, что последний решил не считаться с ними. Во всяком случае Тардье просит, чтобы либо отказались от назначения его в Бухарест, либо послали его туда без проволочек. На вчерашнем заседании совета министров Самба, Мальви, Комб и Клемантель доказывали, что назначение Тардье произведет плохое впечатление в палате. В свою очередь генерал Гальени предложил на пост посланника в Бухаресте генерала Фамена.
Мне сделал визит Джемс Анесси, брат Жана, тоже депутат; он мобилизован в чине лейтенанта флота. По его словам, Бриан очень вырос, и положение его в палате блестяще. Шарль Бенуа сказал мне: "Сегодня вечером я буду знать, есть ли у нас правительство. Если Бриан воспротивится обсуждению предложения Абеля Ферри, он поступит, как настоящий вождь. Если нет... Но говорят, что он согласен с Абелем Ферри". Я заметил, что ничего подобного, что, напротив, Бриан и Вивиани сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать Абелю Ферри поставить с трибуны вопрос, касающийся высшего командования.
У меня был Жоннар. По его словам, Египту уже не угрожает атака неприятеля. Жоннар жалуется на материальные повреждения, причиняемые англичанами в Па-де-Кале. Он говорит, что надо сделать что-нибудь в пользу туземцев-мусульман, причем не комнаты для паломников в Мекке или мечеть в Париже, а что-нибудь в области налогового обложения, закона Торренса или представительства в местных советах.
Печально проходит эта годовщина моего вступления на пост президента! Префект Мааса позвонил мне, что перед моей родовой усадьбой в Нюбекуре произошел несчастный случай: взорвался грузовик с 155-миллиметровыми снарядами; [347] силой взрыва совершенно разрушен этот дом, связанный для меня с дорогими воспоминаниями, частично разрушен также дом моего дяди Полена Гильона.
Палли-де-ла Баррер, писавший недавно: "Президенту республики принадлежат большие прерогативы; пусть он использует их", теперь не без замешательства признается, что у меня нет никаких прерогатив.
Маркиз де Дампьерр говорит, что, по надежным полицейским сведениям, Германия и Австрия договорились создать королевство польское и возвести на его престол эрцгерцога Стефана Габсбургского .
Слышу от Марселя Гютена, что мне все еще приписывают, даже на фронте, оппозицию против применения газов.
Вернулся из России Лакур-Гейе. Он сожалеет, что был лишен возможности побывать в Румынии. Привез мне записки о своем пребывании в России. Он отовсюду слышал о влиянии Распутина, в Москве констатировал невероятную непопулярность императора.
Свободное копирование
