Воскресенье, 13 сентября 1914 г.
Я снова настаиваю в совете министров на том, чтобы по возможности скорее отправиться в главную квартиру, на фронт и в департаменты, опустошенные в результате нашествия. Так как мне снова дают уклончивые ответы, я заявляю, что, если будут далее медлить с утверждением моего начинания, я порву с обычаем, требующим, чтобы при всех официальных выездах президента последнего сопровождали один или несколько министров, и предприму один без разрешения и содействия правительства те шаги, которые считаю безусловно необходимыми. Эта угроза государственного переворота в миниатюре не вызывает протестов, но возбуждает некоторое удивление, а у иных чувство неловкости.
Вивиани, Рибо и Томсон представили мне согласованный ими финансовый доклад большой важности. Казначейство нуждается в средствах и не может прибегать с этой целью исключительно к помощи государственного банка путем непрерывного увеличения эмиссии, не может также искать этих средств путем увеличения налогов; правительство полагает, [231] что будет очень трудно обеспечить поступление этих налогов, пока продолжаются враждебные действия и многие налогоплательщики мобилизованы. Поэтому Рибо считает, что нельзя обойтись без выпуска краткосрочных займов. Сумма бонов казначейства не превышает в настоящий момент трехсот пятидесяти миллионов франков. Она гораздо ниже той цифры, которой могла бы достигнуть. Министр финансов предлагает сделать эти боны доступными публике, выпустив купюры в тысячу, пятьсот и даже сто франков, и размещать их через банки. Кроме того, принято решение, что во все время войны эти боны -- на них приглашаются подписываться все патриотически настроенные граждане -- будут называться бонами национальной обороны. Я подписываю соответствующий декрет, который, кроме Рибо, скрепляют своей подписью Вивиани и Томсон. Во второй половине дня я посетил несколько местных госпиталей, которых находятся на излечении тысячи раненых. Я беседую с этими бравыми людьми, все они поражают своею храбростью, оптимизмом, хорошим настроением.
Полковник Пенелон доставил мне два последних знамени, взятых у приятеля. Они помещены в префектуре под охраной моих офицеров.
Жоффр телеграфирует нам, что "все более выявляется всеобъемлющий и блестящий характер нашей победы. Повсюду неприятель отступает без оглядки, он отступает даже перед нашими 1-й и 2-й армиями (Лотарингия и Вогезы), которым более месяца оказывал сопротивление. Повсюду немцы оставляют пленных, раненых, трофеи. Наш авангард преследует неприятеля по пятам, не давая ему времени перегруппироваться. На нашем левом фланге мы перешли Эну ниже Суассона. Таким образом, за шесть дней боев мы продвинулись вперед более чем на сто километров. Центр наших армий находится уже на севере от Марны; наши лотарингская и вогезская армии подступают к границе. Правительство республики может гордиться подготовленной им армией".
Генерал Гуро, вернувшийся из Рабата и немедленно отправляющийся на фронт, привез мне два марокканских [232] знамени; они отняты у повстанческих племен, изъявивших теперь свою покорность. Он горит нетерпением принять участие в боях. С восторгом говорит о победе, одержанной нашими армиями; но при мысли, что его не было при этом, легкая тень омрачает ясный взгляд его голубых глаз.