В конце 1991 года бесславно рухнул Советский Союз. С исторической точки зрения это был закономерный конец государства, основанного на ложных началах несбыточного коммунизма. Но для живших там людей развал страны был катастрофой — разрушился устоявшийся уклад жизни, к которому они приспособились. А взамен ничего другого не было — образовывался вакуум, пустое пространство вместо экономики и хаос жизни. Только постоянная диктатура, державшая подданных в бедности и страхе, семьдесят лет удерживала страну от развала. Но с тех пор, как Горбачев «ослабил вожжи», она покатилась вниз, как в горном обвале. И чтобы совсем ее разрушить, Ельцин оборвал установившиеся экономические связи между республиками. Он сделал это одним махом, сплеча, как всегда все делалось «русским медведем». Как ни плохо жили там люди, но это повергло основную массу в полнейшую нищету. Такого не ожидал никто.
В конце рокового для СССР 1991 года Илизаров опять оказался в Нью-Йорке: привез жену Валентину на операцию протезирования тазобедренных суставов. Поселились они в квартире Светланы, которая твердо решила остаться жить в Америке и уже перевезла сюда своего семилетнего сына. Гавриил не только не возражал, но был рад ее решению. Он в те дни был в хорошем настроении: его выбрали в академию наук, Горбачев обещал построить ему институт в Москве и дал шикарную квартиру в легендарном Доме на набережной, напротив Кремля.
Незадолго до того вышла из печати его монография. Книгу издали в Германии на английском языке. Стоила она 450 долларов! Во всем этом заключался один из парадоксов нового времени: всю жизнь Илизаров работал в России, но эта книга была недоступна русским хирургам, никто не мог ее купить, да и прочесть мало кто мог. Илизарова это совсем не расстраивало. Мне такая реакция казалась проявлением старческого эгоизма. Тяжелый том в 800 страниц был, конечно, плодом сорокалетних трудов автора, но и заслугой американского энтузиаста его метода Стюарта Грина: его усилиями за пять лет монография была собрана, переведена и отредактирована из опубликованных статей и рукописей Илизарова. Гавриил получил за книгу солидные деньги, чем был, похоже, доволен в первую очередь.
Виктор Френкель с резидентом Джеффри Спиваком сделали успешную операцию его жене (сам я стоял в операционной «в запасе»). В последующие дни я приводил Гавриила навещать Валентину — сам он плохо ориентировался в наших коридорах. И цветы для жены тоже покупал ему я и отдавал их Илизарову перед самой палатой. Ему уже было 73 года, он заметно сдавал, хотя сам ни за что бы в этом не признался. Всю жизнь он привык много и тяжело работать, и теперь ему было скучно без дела.
Каждый день он с нетерпением ждал меня, чтобы я рассказывал ему о свежих новостях из Союза:
— Ну, ну, что там делается?
Новости были невеселые. В правительстве и парламенте царил такой хаос, что Гавриил, остававшийся народным депутатом, ничего понять не мог. Он вновь и вновь повторял:
— Да, вовремя ты уехал…
Очевидно, в ту пору он и сам подумывал о переезде в Америку. По скрытности характера он этого не говорил, но, когда мы шли по улице и он видел, что на доме висело объявление о продаже, всегда спрашивал:
— Сколько стоит?
Стоимость на таких объявлениях никогда не указывается, и я называл приблизительную.
— Так, так… А дешевле отдадут?
— Об этом надо говорить с хозяином.
Если дом был большой, он интересовался стоимостью квартиры.
— Это зависит от того, сколько в ней спален.
— Почему спален?
— В Америке квартиры считают по спальням: одна, две или три спальни. При этом, конечно, в каждой квартире есть и гостиная, и столовая, и кухня, и одна или две ванных комнаты.
— Чудно как-то это у вас.
Свободное копирование
