ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Расцвет хозяйственной и общественной жизни.
"Пользуйтесь благами жизни и по мере сил и возможности уменьшайте ее зло".
Фейербах.
I.
Переходя к организации мастерских, я вынужден снова вернуться назад. До какой степени в первые годы был не ко двору у нас какой бы то ни было ручной труд, можно видеть из одного забавного случая, который я расскажу сейчас.
Это было более, чем через год после моего водворения здесь, Во время ванны, как я говорил ранее, камера обыскивалась, обыскивалась и только что снятая верхняя одежда самым тщательным образом, хотя в ней никаких карманов не полагалось. Обыск производился не менее, как двумя унтерами, причем второй, очевидно, контролировал первого. Если одежда требовала ремонта, ее тут же чинили, конечно, крайне примитивным образом. Все это делалось на глазах у мывшегося, так как ванна помещалась тогда в дежурной комнате.
Случилось как-то, что после такой операции с моим костюмом жандармы обнаружили у себя пропажу иголки. Вероятно, обыскавши всю комнату, они убедились, что иголка не иначе, как осталась воткнутой в одежду. Примерно через 1/2 часа после того, как я вымылся, ко мне в камеру пришел упомянутый выше Классик с жандармами и усердно просил поискать у себя, нет ли иголки, и затем возвратить ему.
Я недоумеваю, почему эта тревога, и что за беда, если бы она и совсем у меня осталась?
Классик отвечает:
-- Что вы? Ведь это инструмент!
И в тоне его обнаружилась такая растерянность, точно он подлежал уголовному суду за тайную передачу арестанту какого-нибудь смертоносного орудия.
Не найдя у меня ничего, они пошли к Лукашевичу, который мылся ранее меня, и были чрезвычайно довольны, отыскавши у него свою пропажу.
С радости или в награду, Классик после этого целую неделю пускал нас гулять вдвоем и притом по две смены.
Понятно, поэтому, что дело о мастерских туго подвигалось вперед, хотя в инструкцию давно внесено было разрешение заниматься работами. Вопрос о них поднимался постоянно. Но особенно часто напоминали об этом высоким посетителям наши рабочие, привыкшие к ручному труду и скучавшие без него больше, чем мы. Я же лично относился тогда к физическим работам очень равнодушно. Я не ценил их даже, как моцион, потому что с первых же месяцев заключения начал заниматься гимнастикой и проводил каждое утро не менее 1/2 часа в разных акробатических упражнениях.
Вставши утром, и зимой и летом я обмывал водой, которой там всегда было большое изобилие, верхнюю часть туловища. Конечно, при этом я страшно брызгался и потому принужден был потом вытирать пол насухо. Это -- фигура первая. Затем, все еще без рубашки, я делал попытки стать на руки головою вниз, ногами к небу -- это фигура вторая. Далее следовали приседанье, прыганье и т. д. Для дежурного, который неизменно заглядывал в глазок, должно быть, это было занятное зрелище. Оконную форточку при этом я держал открытой и зимой, так как наловчился сам лазить на окно и открывать ее, и таким образом приобрел сравнительную нечувствительность к холоду.
Со временем я стал хлопотать об устройстве душа в пустой свободной камере. И он, действительно, был устроен, с сильным напором воды. А после туда же перенесли и ванну, так что мыться мы уже стали без соглядатаев.
Под душ я ходил регулярно каждый день, кажется, лет 12, и расстался с ним не без сожаления.
Свободное копирование
