Вскоре я сделал работы "Октябрь" и "Ленин".
Две первые композиции — "На смерть Ленина" и "Октябрь" — были как бы разбегом к созданию основной и наиболее известной впоследствии работы "Ленин". В последнюю уже вошли фрагменты из поэмы Маяковского, которая тогда только-только появилась в печати.
С этого времени можно сказать, что я нашел свой путь. Обстоятельство это подтверждается тем, что я создал потом немало работ серьезного политического значения, следуя в них задачам, которые выдвигались партией. Я не хотел бы назвать эти программы только пропагандистскими. Помимо этого основного признака в них находило свое художественное отражение широкое поле творческой деятельности советского общества, созидательная работа нашей партии и народа. Так, в дальнейшем темы пятилеток, а позднее истории партии становятся краеугольными на протяжении всего моего творческого пути.
Все эти работы создавались с помощью литературных композиций. Форма монтажей и литературных композиций вошла в жизнь наших культурно-просветительных организаций, а также утвердилась в профессиональных кругах, то есть среди мастеров художественного слова: на эстраде, на радио, в самодеятельности. Сделав первую свою работу, я увидел огромные возможности, которые она открывает, и понял, что найден путь, по которому следует идти.
Однако, уже найдя свой путь, я не избежал рецидива — меня вновь потянуло в театр. Вернувшись из поездки на юг, я с новой силой ощутил тоску по своему дому, по театральному коллективу.
Я пошел в театр Мейерхольда, и теперь меня уже приняли. Вместо школы я попал в труппу, в первый актерский состав, и был занят в очередной постановке — пьесе А. Файко "Учитель Бубус". Мне дали одну из ведущих ролей — барона Файервари. Пьеса и роль меня испугали, я не был уверен, что готов к исполнению такой роли и могу играть без предварительной подготовки.
Моя дорога, только что найденная, отодвинулась в сторону. Я ушел с основной колеи. Однако это не помешало мне, будучи актером, сделать упоминавшуюся мной вторую композицию — "Октябрь", которую я показывал на московских заводах и фабриках. Нужно отметить при этом, что произошло некоторое раздвоение моей личности: репетиции в театре и мои личные замыслы сталкивались и мешали друг другу. Этот год был трудным для меня: тревога за роль и беспокойство, как бы не оборвалась та нить, которую я нашел. Что было правильнее и необходимее мне? Куда меня сильнее влекло? Этого я еще не знал, хотя и видел ясно, что предложенная мне роль меня не захватила, а скорее разочаровала.
Свободное копирование
