АРЕНДА
В реальной жизни мои трудности начались сразу же после заключения договора, осенью 1988 года.
Участок для своей арендной деятельности я выбрал совсем близко к своему дому, в каких-то двухстах метрах от него, на взгорке, полого спускающемся к ручью с названием Борисов. Кусок этой совхозной земли давно пустовал, зарастая каждый год непролазным бурьяном. На этом месте лет за пятнадцать до описываемых событий стоял скотный двор для летнего содержания совхозных телят и нетелей. Двор, правда, был хорошо оборудован и механизирован: имелось скребковое навозоудаление, водопровод с автопоилками и монорельсовая раздача кормов.
Но однажды осенью, когда скот уже, слава Богу, был перевезен на зимние квартиры, двор в одночасье сгорел: скорей всего, его по неосторожности подожгли ночевавшие там городские грибники.
После пожара от двора остался лишь бетонный пол длиной более ста метров и шириной метров шесть, вороха перегоревшего кровельного железа, покореженные трубы водоснабжения да обуглившиеся пни опорных столбов. Все эти руины, обросшие полынью да крапивой, будущей весной мне пришлось разбирать, и сколько труда в это вложено, один Бог да моя жена знают.
А на ту осень, осень 1988 года, мы с бригадиром совхоза “Ушаки” Татьяной Григорьевной Корольковой согласовали такие работы: завезти на участок сорок тонн навоза и запахать его под будущий урожай картошки. Кроме того, договорились мы оканавить этот участок, чтобы обозначить границы его и спустить воду с верхней части площади, где уже началось заболачивание почвы.
Канавы мне выкопали экскаватором с профильным ковшом быстро и качественно, вода из застоявшихся мочажин ушла, а с подвозкой навоза дело застопорилось.
Но вот после нескольких напоминаний завезли и его. Произошло это в мое отсутствие, и тракторист, выполнявший эту работу, вместо того чтобы рассредоточить навоз по всему участку, разгрузил в одну большую кучу, и теперь мне предстояло вручную раскидать эти сорок тонн торфо-навозного компоста по размокшему лугу, моему будущему картофельнику. И отведено мне на это было два дня — суббота и воскресенье, поскольку на понедельник бригадир дала распоряжение одному из трактористов вспахать участок.
На мою беду, суббота и воскресенье выдались дождливыми. Но уговор есть уговор. Как человек обязательный, я не мог не выполнить эту работу к указанному сроку. Кроме того, я осознавал, что это первое дело, в котором должен показать, что мои аграрные амбиции — всерьез.
И вот, помнится, под проливным сентябрьским дождем, облекшись в армейскую плащ-палатку, верно служившую мне на рыбалках, с вилами в руках воевал я с этим навозом, наверняка вызывая недоумение у соседей и знакомых, видевших меня на поле.
Кажется, велика ли площадь — полгектара, пятьдесят соток? Конечно, впоследствии, когда обзавелся своей техникой, работа на этом клочке земли стала для меня приятной забавой, но в те два дождливых осенних дня, работая на поле с утра до позднего вечера с кратким перерывом на обед, я вымотался до изнеможения. И вряд ли бы справился с этой задачей, если бы не было у меня тогда мотоблока. Прицепив к нему проволокой лист железа, я развозил на нем по делянке вязкий, размокший на дожде торфонавозный компост и вилами и совковой лопатой раскидывал его более или менее равномерно по площади. Но дело продвигалось медленно, потому что дождь и раскисшие шматки навоза превратили луг в мыльную кашу, да и мотоблок мой то и дело буксовал, приходилось изо всех сил подталкивать его, налегая на рукоятки.
Сверху меня поливал дождь, а под одеждой я взмокал от пота, поясницу и плечи к концу вторых суток ломило немилосердно. Но когда я закончил работу и окинул взглядом черное от навоза поле, то почувствовал необыкновенную радость, кажущуюся теперь наивной: вот первый результат моего труда, вот моя земля (хотя никакой моей она еще не являлась), и как славно, как сладко я на ней поработал! И представлялось: завтра приедет сюда тракторист с плугом, поднимет эту многолетнюю целину, запашет мой навозик, и превратится бросовый кусок земли в пашню.