Опубликовано 5 апреля 2018 года. Отрывок 221
Как-то давно я написал что-то вроде:
А сколько теперь мне? Не знаю.
Наверно, лет 30 на вид.
Знакомая школа лесная
Росинкой навстречу звенит.
Там еще и дальше было, я забыл. Думаю, не назвать ли "Заметки" "Лесной школой"? Конечно, это нескромно, - кто я такой, чтобы открывать свою школу, но были раньше такие "лесные школы", вроде санаторных, стоящие в лесу и хранящие в себе маленьких туберкулезников, шизофреников и прочий "неформат", который гостям страны и показывать-то неудобно.
В такой лесной школе Василёк придумал меня у себя под кроватью, а потом нашел в жизни. В таких лесных школах хранились неисчислимые богатства детских душ, обожженных болезнями и отторгнутых обществом. Тропа чем-то похожа на такую лесную школу, может потому и назвать? Надо позвонить в завтра, там живёт Ленка, которая всё знает. У нас еще сегодня, а у нее уже завтра. Она очень скромная и никогда не говорит из своего завтра, как мы тут отстали во времени. Зато она может хорошо нарисовать к такой лесной школе картинки. Потому что она тропяная и всё видит и понимает. А?
Командир группы на Тропе ненаказуем. Командиром по очереди побывает каждый - это сменная должность. Безнаказанность командира освобождает его от всяческих страхов, связанных с выполнением этой работы, но и дает свободу действий, которые до вечернего разбора дня никак обсуждаться не будут. Никто не скажет ему об ответственности, он сам понимает ее, чувствует, но не опасается: он ненаказуем.
Бывает, что командир работает с группой три-пять дней, бывает - больше, всё зависит от графика, принятого группой. Оптимально руководить группой 5 дней - за первые 2-3 дня избавишься от ошибок и еще два-три дня отработаешь уверенно и с большим удовольствием. Правда, удовольствие от такой должности получает не каждый. Тем, кто выполняет командирские обязанности с трудом, разнообразно и активно помогает сама группа: помогает командовать собой. От должности сменного командира можно отказаться, если ты еще в неё не вступил и не объяснять причин отказа или объяснить их. Переход должности от закончившего работу командира к новому происходит на вечернем разборе (Круге) последнего дня его работы. Совершается переход с помощью передачи друг другу знака командира - маленького якоря из золотистого металла (так было на Тропе примерно 25 лет из 40). Все, кто хочет, говорят уходящему в запас слова благодарности за его работу, вспоминают его главные и яркие удачи. Плохого командиру никто не скажет - лучше промолчать.
Сам ненаказуемый командир может раздавать наказания направо и налево в любом количестве - группа будет подчиняться, даже если он ошибся. Если ошибка явная и может принести ощутимый вред, группа замрет на минуту, оставив все работы, разговоры и движения - во время этой "минуты молчания" командир может на ходу исправить ошибку, если осознает её. Командира, как и меня, группа слышит всегда и везде. Он, как и я, всегда и везде слышит группу. Я - его советник, готовый в минуту опасности мгновенно превратиться в авторитарного и жесткого руководителя - на это время командир станет рядовым, группа при ЧС живет по другой, недемократической схеме прямого подчинения, обязательного и безупречного. Поскольку чрезвычайные ситуации бывают чрезвычайно редко, я нагло бездельничаю, а командир работает с группой. Распорядок дня, порядок действий группы, санитарное состояние, качество пищи, равновесие искренних добрых отношений и всё прочее - это его заботы, а не мои. Мои заботы - скорая медпомощь, если она вдруг понадобится и скорая аварийная связь с лагерями, если она будет необходима. Я тоже имею право раздавать наказания и предупреждения и говорить "стоп" в момент опасности, но наказания раздаю мало и неохотно. Не люблю я это дело, честно сказать. Поощрений же на Тропе никаких специальных нет, только сама жизнь, само событие, в котором ты оказался хорош.
Самые сказочные и бездумно дерзкие по отношению к другим ребята, вступив в должность командира, вдруг показывают чудеса чуткости, предупредительности и культуры отношения к своим товарищам.
- Я скажу честно, - вещает Чушка на вечернем разборе. - Я думал, что Дятел - долбодуб и хамло. Но я ошибся. Прости меня, Дятел, прости когда сможешь.
- Мне казалось... - с трудом говорит Дятел.
- Что казалось? - спрашивает Чушка.
- Мне казалось, что все ко мне плохо относятся, и что я опять никому не нужен.
- Тебе не казалось, - тихо говорит Соловей. - Так и было. До вчерашнего дня.
- Да, - говорит Чушка, - вчера ты как-то раскрылся.
- Вчера я вдруг увидел в тебе моего будущего друга, - сказал Соловей.
Голова Дятла уже утонула в его коленях, но он продолжал слушать, ковыряя палочкой рант своего ботинка.
- Командир, - сказал Саня Дятлу. - Ты хорошо отработал. С тобой легко было жить. Ничего лишнего, только всё нужное.
Дятел застыл свернувшись, перестал ковырять ботинок и медленно выпрямился.
- Это я раньше на себя злился, - сказал он. - А получалось, что на всех...
- Тук-тук, - сказал Саня, и все затихли.
- Тук-тук, - обрадовался через пару секунд Тишка.
- Тук-тук! - возгласила Настя.
- Группа хочет звать тебя Туктук - сказал я. - А не Дятлом. Подумаешь?
- Неа, - сказал Дятел, - я сразу согласен.
- Согласен или хочешь, - спросил Тишка.
- Хочу.
- Сегодня Туктук передает командирство Сане, - сказала Настя, ведущая разбор.
- Наконец-то, - проскрипел Туктук, - пожалуйста, накажите меня за что-нибудь, я устал. Я устал от ненаказания. Или хоть предупреждение дайте.
И совсем уже шепотом добавил:
- Я прошу вас...
Потом пели песни. Туктук сидел прямо, держал свою палочку-ковырялочку вертикально между двумя ладонями и ничего не ковырял. Потом разговорились о том, что самое трудное в работе командира группы.
- Ответственность, - сказала Настя.
- Нет, - сказал Туктук. - Самое трудное это ненаказуемость.
Все согласились.
- Ну что, "мышку" зажжем и спать? - спросил новый командир Саня.
- Можно я еще тут посижу немножко? - попросил Туктук.
- Конечно, можно, - сказал Саня. - Ты же знаешь, что можно.
- А ты... - начал Туктук и не продолжил фразу.
- Конечно, - сказал Саня. - Сейчас отобью народ и тоже с тобой посижу.
- Спасибо, - прошептал Туктук и положил свою ковырялку в гаснущие угли костра. Она подождала немного и загорелась. Туктук смотрел на нее пристально, но очень спокойно.
- Всем-всем доброй ночи! - сказал Саня.
- "Мышка" дозаправлена? - спросил я.
- Ага, - кивнул Саня. - Сейчас уложу всех и через пять минут буду с вами.
Туктукина ковырялка догорала, блики от нее побежали по ближним стволам деревьев и по нашим лицам, потом исчезли - в костре остались только тлеющие угли, мы заложили их до утра "закладушками" - специальным накатом из бревен, под которым до утра сохранится жар. Дежурным будет достаточно раздвинуть закладушки и положить на угли пучок разжиги - тонких сухих веток. Через несколько минут от него пойдет дымок, а потом он вспыхнет новым свежим пламенем утреннего костра.
Туктуку десять, Сане и Тишке по двенадцать, Насте одиннадцать. Мне - не помню сколько было. Лагерь "Уютный", верховья реки Небуг под Главным хребтом. Все еще живы и очень молоды, скоро приедут киношники снимать про нас кино, а медработником у нас - замечательная медсестра Надя Сосновская. Над нами высится в ночи гора Монастырская, вся из исландского шпата, а старейшие грушевые леса на том берегу еще не вырублены и не распаханы мехлесхозовскими тракторами. Трелевочный трактор, наносивший самые страшные раны лесу, назывался у нас "враг народа".
(2018)
(с) Юрий Устинов