Опубликовано 27 февраля 2018 года. Отрывок 201
В самом начале 70-х ГУИН (тогдашний УФСИН) захотел примерить в детских колониях (как минимум) наши "педагогические чудеса". Как-то с утра меня вызвали в кабинет директрисы ДПШ, где я тогда работал. В кабинете сидела делегация из трех осанистых дяденек в штатском, их манеры выдавали военную выправку. Все они были в серых костюмах, но разного оттенка. Я поздоровался.
- Сотников, - представился один из них и подал мне руку. Я пожал ее, Сотников пригласил меня сесть. Директриса была тут же и с такой же фамилией. "Сестра? - подумал я, но внешнего сходства не заметил. - Наверное, жена".
Что такое "ГУИН" я уже знал из разговоров в квартире Володи Войновича. Когда-то я зашел в неё посмотреть на автора слов...
"На пыльных тропинках
Далёких планет
Останутся наши следы".
...и моя тропинка под арку дома, где помещался кинотеатр "Новатор", была протоптана. Володя жив, прошедшие времена вернулись, и я не рискну без его разрешения вспоминать подробности.
Серые гуиновцы представились мне и оказались очень большими начальниками, но теперь я уже не вспомню, какими. Вроде бы Сотникова звали Владимир, но, может быть, и Александр. Было заметно, что он в этой тройке - главный.
- Мы хотим вам предложить работу у нас, - сказал Сотников, когда я уже приготовился оборонять квартиру Войновича и наше желторотое волонтерство, и свои хулиганские песенки, вроде
"мы были рождены, чтоб сказку сделать былью,
и вырастили племя, эх, голых королей",
или
"уж слишком много вас набилось в хату с края.
Того гляди - чихнешь, и крыша упадёт"...
Однако из дальнейшего разговора с серыми последовало, что я уже получаю Икшинскую детколонию, их гуинскую академию экстерном, звездопад на погоны, квартиру для моей молодой семьи, место в стройных рядах КПСС и партийную совесть вместо человеческой, которая поведет меня к светлым высотам моей будущей биографии.
- Заявление о вступлении в партию вы можете написать хоть сегодня, - сказал Сотников. - Рекомендации у вас будут.
Картина обильно накрытого праздничного стола пронеслась передо мной. Вчера Серёга Ж. рассказал, как к нему на день рождения вдруг пришла его высокопартийная тётя, редко посещавшая их семью. Она посидела со скорбным лицом за общим столом и, выбрав секунду тишины, сочувственно сказала:
- Я не представляю, как вы можете есть пищу для населения.
Все замолчали и уставились на неё. Серёга по просьбам трудящихся несколько раз пересказывал эту свеже состоявшуюся историю, ярко изображая её участников, и у нас на несколько лет прижились слова "пища для населения", а тетю стал изображать наш Славик Баранов, будущий киноактёр. Картинка разрешилась в маленького интернатского Костика, которого старшаки под улюлюканье воспиток регулярно оттесняют от кормушки (окошко раздачи пищи в интернатской столовой), оставляя ему только кусочек черного хлеба, брошенный на пол. Мы ездим к Костику почти каждый день аж на Шестнадцатую Парковую и привозим ему перекус. Пищу для населения. Горький ершистый комок шевельнулся в груди, и я сказал серым:
- Не созрел я еще в партию. Многого не понимаю. Беспартийная совесть мне как-то дороже.
Тут же случилось молчание, и серые уставились на меня оловянными глазами.
- Вы понимаете, что вы сейчас сказали? - спросил другой серый, не Сотников.
- Конечно понимаю, - улыбнулся я.
- Юра, подумайте хорошо, разве вам нужны неприятности?! - сказала директриса.
- Какие неприятности? - удивился я и заметил, что серые спрятали глаза.
- Вам делают предложение компетентные, имеющие полномочия люди, - продолжила директриса. - Как вы можете так себя вести??
- Какой есть, - пожал я плечами.
- Вы свободны, - холодно сказал Сотников, и я понял, что я действительно свободен. Я выбрал свою судьбу. Жизнь в перспективе представлялась мужественным праздником борьбы с косностью, глупостью и государственным враньем.
В тот день я стыбзил из дома термос, мы хотели привезти Костику горячего супа. Всё складывалось к супу. Я жил тогда на той же Шестнадцатой Парковой в доме любимой жены, до Костикова интерната - десять минут пешком. Встречаться с воспитанниками разрешалось только в вестибюле, там были две банкетки и промозглый холод. В Изваринском детдоме, куда мы поедем в субботу к девочке Саше, теплее. Детские дома почему-то всегда теплее интернатов. Надо взять Костику ложку, не будет же он есть горячий суп "из горла". В Троице-Голенищевском овраге, который "Грачи прилетели" Саврасова, в деревянном доме отец лупит скрипача Ваську, и ему помогает Васькин старший брат, надо выдернуть Ваську на пару часов в ДПШ, пока отец не уйдет на работу в свою смену. Вовка Шмырин с Анкой будут сегодня закупать продукты для похода, а Кашка Карасёв, однокласник роланбыковского сына, будет околачиваться в моём туротделе до вечера и опять попросится ночевать. Надо с Олегом поговорить про него, надо что-то в его доме устаканить. Андрюха Недоступ позвонил с утра пораньше и сказал, что у него трагедия - развод с Шопенгауэром и что он, Андрюха, худющий и невесомый в свои 14 лет, "зверски виноват перед Кантом". У Андрюхи ломается голос, и ему явно нужны тёплые носки. Палатку вчера зашили криво, кроки Клинско-Дмитровской гряды Кефир никак не дает, а туда скоро новичков вести. Лёвка заперся в доме, перестал писать стихи, из него прет какой-то черный юмор: "Досточки, косточки дрызнули в ряд, трамвай переехал отряд октябрят". На все телефонные звонки отвечает подобными стишками. Нахамил милиционеру, переходя в неположенном месте Ново-Басманную улицу. На "Семеновской" ночью будем репетировать "Следы Сентября", это моя джазовая пьеска, фортепьяно, бас, ударные и восемь голосов - четыре мужских и четыре женских, играю и сплю, утром на работу, а домой доеду только к трем часам ночи на поливалке. У Илюшки умер отец, Мишку трясёт эпилепсия, ну какой к черту ГУИН? Какой к чертовой матери ГУИН? Главное Управление Исполнения Наказаний. Не хочу я исполнять наказания, я не палач. Идите в ж со своим ГУИНом.
- Юра, зайдите ко мне, - зовет директриса в середине дня.
Я захожу.
- Юра, - говорит она с горечью и сочувствием. - У вас будут большие неприятности. И я ничего не смогу сделать.
- Сегодня? - спрашиваю я.
- Вообще! - вскрикивает она и смотрит на меня неожиданно большими круглыми глазами. - Для вас готовили место в центральном аппарате.
Костику надо ещё и миску взять. В термос ложкой не залезешь.
(2017)
(с) Юрий Устинов