Опубликовано 5 февраля 2018 года. Отрывок 183
Психомоторика, а не психодинамика выше в текстах. Я ошибся, перепутал термины.
Коды взаимосигналов в группе иероглифичны. Только такие коды могут содержать тот объем информации, который необходим для ее адекватного восприятия и сопутствующего действия/бездействия. Это явно не алгебра, все коды индивидуальны и вряд ли повторимы. Если разнузданно пофантазировать, то у группы обнаружится своя какая-то маленькая ноосферка, где по-настоящему обмен сигналами и идет как в едином организме, как в организме.
Удивительно, что сигналы Тропы понимает не только человек, но и другие существа, окружающая нас живая природа. И мы тоже читаем ее сигналы и согласуемся с ней. Понятно, что это происходит только в сознании и лишь проецируется на органы чувств, но всё равно интересно, когда природа не только сочувствует тебе, но и помогает решать вполне конкретные гуманистические задачи. Там, где задачи касаются получения личной выгоды и/или нанесения кому-то вреда, - природа не союзник. Она ничего не покупает себе, ничего не продает, ни за что не платит, но - союзничает.
"Воспитательная работа" (тьфу!) на Тропе не требует никаких титанических усилий, ты "работаешь" с потоками знаков, проходящих через тебя и рядом с тобой самым естественным образом. Отметив для себя - что нужно выделять для дополнительного внимания человека и/или группы и что стоит микшировать, ты сам являешься инструментом этой работы, ибо остаешься самим собой в любой микроситуации, в любой коллизии или новелле, и сам собою правишь потоки, как и любой другой человек, который в них находится. Такая "педагогика" (тьфу!) может быть только искренней и неназойливой или не быть вообще. Предлагая подправленный иероглиф вместо кривого, ты помогаешь группе, а не работаешь ей в контру, против неё.
Если я понял, что где-то нужно поддержать знаки, например, союза разума и воли, я буду поддерживать их и акцентировать (в меру) безо всяких дополнительных воспоминаний и напоминаний. Из такого "лечения сигналов", собственно, и состоит загадочная для кого-то социотерапевтическая ткань Тропы. По сути, это организация и поддержание качественного и продуктивного невербального (тьфу!) общения. Угасание такого общения (и потребности его) примерно к 21 году жизни способствует изготовлению взрослых людей, которые общаются залезая по очереди на трибуну или к микрофону и неся оттуда всякую беспомощную фигню, не имеющую к настоящей жизни никакого отношения.
Цветок в горшке на окне чуть сгорбился, он не любит, когда я ругаюсь и ворчу, и чтобы реагировать на этот текст, ему не надо читать этот текст - он видит и слышит всё поверх слов, образов и понятий, - он читает знаки невербального общения.
(Крупный зек Игорь - дневальному:
- Вот этот цветок на окно напротив Михалыча поставь, а то он чахнет.
- Кто? - спрашивает дневальный.
- Да цветок же, что, не видишь? - возмущается Игорь).
- Как Вы это делаете? - тихо спрашивает у меня озабоченная тайной женщина после концерта в библиотеке на Камчатке.
- Что? - не понимаю я, согрешив на гитарный строй.
- Почему люди Вас слушают так?
- Как "так"? - спрашиваю я, начиная подозревать о чём речь.
- Ну, будто они переходят в какое-то другое состояние...
- Они хотели заглянуть в мой мир, побывать на Тропе. Я просто даю им такую возможность.
- Это гипноз? - спрашивает она.
- Нет. Гипноз отключает волю человека. Я не умею и не хочу этого делать. Мне интересно сотрудничать с людьми, а не повелевать ими. Люди с выключенной волей мне интересны только как пациенты.
- Что же Вы делаете с залом?
- Ничего. Просто рассказываю себя. Рассказ состоит из знаков, на песенных концертах главные из них - песенки, на тренировках - движения и комментарии, везде - по-разному.
- Вы делитесь своим внутренним миром с другими? - спрашивает дама.
- Я думаю, что нет деления на мир внутренний и внешний. Это всё один мир.
- И Вы со всеми так делитесь?
- Конечно, - говорю. - Я ведь живой человек, живой непрерывно.
- Но ведь что-то Вы оставляете себе, нельзя же выворачивать себя полностью перед всеми.
- Выворачивать? - удивляюсь я. - Это не изнанка. Это лицо.
- Неужели Вы на сцене позволяете себе быть открытым для незнакомых людей? - ужасается дама.
- Ну, не совсем, конечно, - смущаюсь я. - Например, отправлять естественные нужды на сцене мне мешает гитара.
Разговор рискует вызвать у меня зевоту, на Камчатке совсем другое время, и хочется спать, но она вдруг добавляет:
- Но Вы ведь и на рояле играете?
Тема рискует попасть в развитие, но тут благодатно появляется лицо Сталины Соломоновны Мишталь, притащившей меня на Камчатку.
- Юр, давай чаю, и поедем кататься к сопкам, - говорит она. Дама недовольна, она почти докопалась, но ей явно помешали.
- Давай, - говорю я оптимистически. - Горяченького хочется, это точно.
"В Петропавловске Камчатском - полночь", - рассказывает каждый день московское радио перед подачей сигналов точного времени. Но тут вовсе не полночь, скорее полдень, я извиняюсь перед дамой за оборванную беседу. Мы пьем чай в соседней комнате, и уже другая дама спрашивает меня:
- Почему Вы шепчете про детский дом? Об этом надо кричать!
- Я кричу, - говорю я. - Это я так кричу.
- Нет! - возражает она. - Об этом нужно кричать!
Потом - плывущие в небе вулканы, асфальтовая дорога, километр которой стоил миллион рублей советскими деньгами и потрясающие камчатские люди с парящими, открытыми, ни на кого не давящими душами. Я был там два дня, но они кажутся мне двумя годами праздничной душевной свободы, которая там во всех глазах, во всех голосах, во всех движениях.
Да, я читаю знаки, это часть моей профессии, необходимая для навигации группы. Меня трудно или невозможно обмануть, я всегда вижу то, что есть. У этого чтения сигналов есть и оборотная сторона. Спектакль в театре я выдерживаю несколько минут, а потом страшно утомляет диссонанс знаков актера и его героя, которого он играет. Только у нескольких актеров такой брехни нет - Сергей Юрский, Валерий Приёмыхов, Ролан Быков, Евгений Евстигнеев, Олег Ефремов, Юрий Никулин, Владимир Этуш, Лев Дуров, и ещё чуть-чуть, я не рискну называть какой-то полный список.
То же и в кино, но там многие нелепости скрашивает и скрадывает монтаж. Думаю, что хорошие актеры не играют своих героев, а становятся ими. Мне такое подвижничество недоступно, у меня как-то развит инстинкт самосохранения, и я не смог бы каждый раз убивать себя, чтобы прожить другого, стать им на время.
Когда-то в дворовых детских тяжбах бывало такое страшное обвинение: "Ставит из себя!".
Тот, кто ставит из себя, распознается мгновенно, что отворотило меня от телевизора давно и навсегда.
Знаком является всё. Без исключения. Тут даже Кастанеда окажется прав и будет почесывать нам темечко нашим же пальцем, что означает внезапное раздумье. Мы все и всегда читаем знаки и пользуемся ими, но делаем это по большей части неосознанно, - так оно и должно быть на самом деле, но что я объясню про знаки и про взаимочтение сигналов в группе, если ничего не скажу про них?
Собственно, в этом "знаковом вопросе" лежит и ненависть некоторых людей ко мне: они видят, понимают и чувствуют, что я их прочитал, читаю и могу еще. Их это бесит. Меня - смешит.
Можно менять одежду, маски, контактные линзы, но знаки не сменишь - они всегда будут твои, и только твои. Великие актеры, умеющие выключать свои знаки - исключение, знаки не контролируются сознанием. Они, как звуки аккордов оркестра, но ты слышишь их не ушами, а всеми чувствами, они есть всегда, даже в состоянии полного покоя, они переливаются, превращаются из одного в другой и всё время образуют непрерывный текст, который можно читать. Иероглифы взаимочтения совершенно очевидны, но их трудно передать словами, о каждом мимолетном знаке придется писать много-много страниц, ища формулировки, сравнения, ассоциации.
Матери новорожденных - великие мастерицы по чтению сигналов, но к 3-4-хлетнему возрасту (в Африке - к 6 годам) происходит уже некоторое отчуждение от ребенка, и великое мастерство чтения его сигналов может помешать ему развиваться и расти. Будто бы догоняя уходящее внимание взрослых, к 4 годам он становится великим сигнальщиком, мастером передачи сигналов, постепенно смещая их диапазон к оси сотрудничества и взаимного, а не одностороннего, понимания. Повторяя все стадии развития, ребенок повторяет и законы развития своей сигнально-понятийной системы, те же этапы проходит и группа, но в транскрипции, я не знаю исследований на эту тему, они многое бы прояснили, а то приходится понимать слепым наитием, но не дороже ли оно всесильного и рельефного абстрактного знания? Это тоже вопрос.
Часть знаков можно "расшевелить" даже на фотографии, выводя их прогностическим воображением из точки времени в (небольшой) отрезок времени. Фотография оживает, иногда можно увидеть довольно много. Никакого сверхвидения в этом нет, это обыкновенное зрение.
Существенный вопрос - подробность (скорость) чтения знаков. Я полагаю, что их на самом деле несколько сотен тысяч в секунду, но фиксируем мы гораздо меньше. Это уже вопрос технологии чтения, а не проблема подающего знаки. Обладая некоторым музыкальным слухом, я, например, люблю конвертировать видимые знаки в слышимые (внутри), их можно приблизительно сыграть на клавишах, свирелях и всём прочем, но это будет транспозиция, вариация на тему знака и очень редко - сам знак.
То же я делаю с картинами, включая не только пасторали и соцреализм, но и непосредственное запечатление образов и знаков, которое мы отдельно зовем абстрактным искусством, не подозревая, что нет искусства более конкретного, еще больше обнаженного, не требующего перевода системы образов в систему смыслов.
Особое удовольствие в этом занятии - рассматривание детских рисунков и сопереживание мира и себя с их авторами. Это потрясающее чудо, эталон откровенности и непредвзятости, всегда мимолетной новизны и свежести мира. Первозданная, вечная, непобедимая вселенская Жизнь зовет нас в Ребенке - он еще не научился быть конформистом на благо себе и обществу, он еще Настоящий, как Бог.
- Юр, ты - как? - спрашивает утром Алька.
- В ды́мке, - говорю я. - Надо начать крутить педали, и всё обретет свой вид, свой порядок.
- Свой? - спрашивает Алька.
- Ну, не мой же, - ворчу я.
- Давай сделаем тандем, - говорит Алька. - Будем крутить вместе.
Потом, прикинув мои возможные подозрения, говорит:
- Ты будешь на руле, я - сзади.
- Сачок, - ворчу я.
- А потом поменяемся, - заканчивает Алька.
- Ты - изверг, - сообщаю я.
- Оно само извергается, - говорит Алька. - Я тут ни при чём, просто моя очередь. Марш умываться, и - за стол.
(2017)
(с) Юрий Устинов
Свободное копирование
