Опубликовано 21 сентября 2017 года. Отрывок 59
Право есть у сильного, силы нет у правого.
Чтобы жить по такой формуле, не обязательно было тащиться со всем скарбом в двадцать первый век. Отрыжка империализма, будем надеяться, - последняя, происходит во всех его клеточках и членах, включая бывшие, мучает его фантомными болями и заставляет дичать на века прямо на глазах, за короткий промежуток времени. Такая среда не принесет даже дождичка в четверг, его склюют ястребы и акулы пера. Обустроенное, защищенное силой, мракобесие не боится никого и непомерно наглеет, совершая экспансии во всё новые области жизни.
Бились душами босыми
С бронированной пустыней...
- Юрк, почему - чем лучше лицо, тем хуже одежда? - спрашивает Алька. Мы идём по Питеру, кругом - начало 90-х, и надежд больше, чем разочарований.
- Эти люди уйдут, - объясняю я. - Мы сейчас в очень сложном переходном периоде.
- Которые - уйдут? - с тревогой спрашивает Алька.
Десятилетнего мыслителя Альку мне послал Господь Бог, и с тех пор я навсегда верю в них обоих. Разница только в том, что Богу я должен себя, а Альке - всю вселенную без изъятий, а с тех пор, как я его обидел, - стал должен две, и теперь я - вечный должник. Не пожизненный, а - вечный.
- Застегни верхнюю пуговицу, - говорит Алька. - Вон ветер какой.
- Ты как бабушка внуку, - говорю я.
- Хоть дедушка, - говорит Алька. - Все равно застегни.
Я недавно из больницы, хромой и очень прямой, на позвоночнике - корсет. Алька заботится обо мне, как можно заботиться об инвалиде, и делает это очень тактично и тепло, будто я ему то ли близкий, то ли родной.
- Тебя кто ко мне приставил? - спрашиваю я.
- Потомки, - говорит Алька. - И я перед ними не собираюсь краснеть.
Он говорит так серьезно, что мы немного молчим.
Алька вдруг смеётся. Он очень заразительно смеётся и сам себя перебивает собственным смехом.
- Что? - спрашиваю я.
- Бучкин! - хохочет он. - Александр Сергеевич, но - Бучкин!
Бучкин через несколько дней выкинет весь наш нехитрый, привезенный в питерскую развертку скарб в окно, и обломки его, прикрытые местами порванными книгами, будут лежать несколько дней на дне двора.
Бучкин - завхоз организации, пригласившей нас в Питер. Нас - это Тропу. Понадобился наш опыт работы с беспризорными, которых там было невероятно много. Бучкин предложил мне шестьдесят процентов от денег, которые город отпустит на нашу программу. Я возмутился и заявил, что ни копейки детских денег никому не отдам. Бучкин подумал немного и предложил другое соотношение. 50 на 50. Половина на детей, половину - нам с ним пополам. Я высказал ему весь запас слов на такие случаи, он слушал, раскрасневшись, и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Через несколько дней мы остались без вещей и, как стало понятно, без денег на программу "Школа социальных спасателей".
- Я уже не могу их бросить, - говорит Алька. - Они же беспризорные. Нас же не выкинули с шестого этажа, только вещи.
Алька смотрит на меня внимательно, очень прямо, он все понимает, но видит, что блеск нашего оптимизма потускнел. Он смотрит на меня и, уловив моё состояние, произносит вопрос, который меж нами был самым частым, но звучал всегда по-разному:
- Ты как? - спрашивает он.
Я опускаю глаза. Бешеная круговерть криминалитетов разного толка уже мнет нас, но не может прогнуть под себя. Они найдут только один выход, и я знаю - какой.
Группа не набрана, прибавилось только семь человек, приехало нас трое, итого - десять, из них - девять ребят 10-12-летнего возраста. Я думаю о том, как их спасать от бучкиных. Тропа всегда инерционна, ей трудно вмиг закончить начатое дело. Она уже нашла друзей, вросла в городскую бытность, полюбила Град Петра. Скоро пойдем все к Давиду Голощёкину в его джазовую филармонию, нам всем очень нравится его затея и Ленинградский Диксиленд, в частности.
Беспризорный Питер начинает нас чуять.
- Юр, сегодня Бомжонка не было, - говорит Алька. - Все на месте, а его нет. И никто не знает, где он.
Бомжонок - это Сережка, он из беспризорных, которые околачиваются вокруг приюта "Синяя Ворона" и в последнее время стали таинственно исчезать, нигде больше не объявляясь.
- На "Пионерской" надо спросить, - говорю я. У нас в местах кучного обитания беспризорных есть друзья, которые в нас уверены, они того же возраста, что и тропяные, и с ними мы крутим программу открытого уличного общения.
- На "Пионерской" нету, - говорит Алька. - На Московском нету. Через Виталика запросили остальные вокзалы.
- Может, он на Невском стоит? - предполагаю я. На Невском по вечерам стоит большая куча беспризорных, готовых подработать любым способом, включая самые криминальные.
- Оттуда они больше всего и пропадают, - говорит Алька. Работа кружит нас, поглощает целиком, но я ни разу не был голодным за весь питерский период. Алька готовил и кормил и меня, и ребят.
Затея наша в Питере состояла в том, чтобы Тропа, оставаясь собой, имела все признаки подростковой группировки, способной к действиям на манер фрактала, окрепла и стала бы референтной для беспризорного сообщества. Попутно можно было транслировать в него гуманистические модели поведения группы и всех видов взаимоотношений. Программа была проработана кропотливо, её цель была - выращивать из беспризорных спасателей беспризорных-сверстников. Я могу подробнее, но будет ли интересно? Альке это всё было очень интересно, он жил нашими идеями, обогащал, развивал, очеловечивал их с помощью своей личной, настоящей интеллигентности, достойной пера великих писателей, а не моей кургузой, пляшущей авторучки.
Не подставная, не "подсадная" Тропа добровольно ставила себя в условия социального равенства с беспризорными и честно разделяла с ними их беды и печали. Десятка три беспризорных уже откликнулись Тропе и открыли ей свои сердца, покрытые цыпками и почесухой.
Самая простая пища в Алькиных руках превращалась в лакомство, от неё прошибал пот, и это было приятно. Сытость, - редкая птица на Тропе, пела нам свои песни, и все ребята стремились готовить еду "как Алька".
Два-три часа в день у него обязательно уходило на подробные разговоры о программе ШСС, о множестве возможных ситуаций и текущих проблем. Мы изучали беспризорных, они изучали нас. Тропе было под силу инициировать в беспризорной среде движение от охлоса - к самоорганизации, к человеку.
Третьим коренным тропяным, кроме нас с Алькой, был Дима. Про него сказали еще до отъезда в Питер, что у него "невербальный интеллект", но я ничего причудливого в нём не видел, разве что безусловную тягу к непознанному, неизвестному. Димка был у нас "директором по метафизике беспризорности". На книжной полке среди томов Кастанеды виднелись работы Юнга, Хёйзинги и Проппа.
- Это у вас детские книги?? - ахнула какая-то наробразовская комиссия из трёх тёток.
- Да, это наши книги, - спокойно ответил Дим.
- И вы их все читаете? - ужаснулись тетки.
- Уже прочли, - спокойно ответил Дим.
Ему 11 лет, и он любит задавать интересные вопросы.
- Сколько будет восемь? - спрашивает он у озадаченных слушателей и сам объясняет:
- Восемь будет равно. А где ночует Кто?
На следующий день в поисках пропавшего Бомжонка я зашел в приют. Возле воспитателя Андрея тут же собралась кучка ребят, человек семь. Все они были, как всегда, плохо одеты, казалось, что им все время холодно и они хотят есть. К тому же, я всех их отправил бы в баню, чтобы картинки и надписи на их футболках стали различимы.
- Они все хотят к вам в гости, - сказал Андрей. Семеро смотрели на меня с ожиданием.
- Давай сначала кто-нибудь один, - сказал я, прикинув в обиталище Тропы посадочные места.
- А с ночевкой? - спросил малыш с прокуренной верхней губой.
- А что тебе ночью смотреть? - удивился я.
- Телевизор, - сказал малыш.
- Ну, скажем. А зовут тебя как?
- Вовка.
- Поедешь со мной, Вовка?
- Да, - сказал Вовка и перешел ко мне на другую сторону от стола, встал рядом и, прищурившись, оглядел "неудачников".
- Может быть, в другой раз, ребята, - сказал я.
- В другой раз мы вас возьмем, - сказал ребятам Вовка, подбоченился и порозовел.
- А что, места мало там? - спросил кто-то из невыбранных. - Вовца затаскали уже по гостям, все его одомашнивают.
- Это не одомашка у нас, - сказал я. Он будет ваш разведчик и наш гость.
- Поди высморкайся, разведчик, - сказал Андрей.
Вовка пошел высморкаться, а Андрей рассказал, что Вовец и Бомжонок вчера ездили в гости к дяденьке и вернулись только утром. Дяденька был очень добрый, на своей машине и любил детей. Он снял пацанов на Невском, сказав им, что у него есть хорошая работа.
- Дяденька тебя вчера не обижал? - спросил я у Вовки уже в метро.
- Это моё дело, - надулся Вовка. Потом вдруг улыбнулся кокетливо и сказал:
- А ты моложе того.
- Кого? - не понял я.
- Этого. Вчерашнего.
Дальше говорили о мультиках, но мое отражение в вагонном стекле было растерянным. Вся эта затея начинала мне не нравиться, но выходить из неё было поздно.
- У тебя зубная щетка есть? - спросил я Вовку.
- Не-а.
- А мыло?
- Не-а.
- А полотенце?
- Не-а.
- А что же у тебя в пакете?
В пакете был пластиковый красный с желтым паровоз, пара вагонов и одна рельса толщиной с шариковую авторучку, все имело помоечный вид.
- Подарили? - спросил я.
- Не-а.
<...>
Править страной должны мудрецы. Но и они мало что смогут сделать, оказавшись у руля экстенсивного государства.
Социальная модернизация, ау, ты есть? Оуэн, Дьюи, Кампанелла, - что у вас там по этому поводу? Я не помню.
Мы много жили по Ленину, по Сталину, по-брежнему и по-всякому, но по-человечески жили редко. Некоторые до сих пор живут по Карнеги, а детей воспитывают по Споку. Можем ли мы когда-нибудь пожить сами по себе, или все хотят только нахапать? Не верю. Я видел как совсем другие ресурсы организма работают на Тропе. Коллективного, в том числе.
Разбудишь шакала - получишь шакала.
Разбудишь льва - получишь льва. Кто умеет будить человеков? Два шага вперёд. В школу - шагом марш! В ясли, в садики, в роддома. Идите. Идите. Будите.
Скоморохи творили из подручных средств то, что нынче называется "буриме". Можно и жить так, если вовремя набирать дыхание. Таково и жизнетворчество во всех его вариантах и версиях. Набрав дыхание.
В потоковом ощущении Тропы стали хуже различаться звуки речи. Громкость - та же, достаточная, но они менее внятны, их трудно положить на обыденный язык. Песни без слов.
А вот когда зовут меня - все различаю. "Заюркали меня совсем", - говорил я в таких случаях.
Но начинают говорить, предупреждать о чём-то, и ни одного слова не разберёшь. Пожимаю плечами.
Потоковый текст не идет, и я гавкаю короткими очередями.
(2017)
(с) Юрий Устинов
Свободное копирование
