Почему я не стал генералом! - 236

Почему я не стал Генералом! - 5 глава - 16

 Глава – 16

 Спицын мне и говорит:

 - А ты уже уволился из затона.

 - Да, конечно, я уволился, как уезжающий в Томск.

 - Ну, так вот есть такой выход: У нас есть распоряжение послать несколько человек в город Борисоглебск или в Сталинград, в помощь по эвакуации оборудования из объектов заготзерно – элеваторов, а послать некого.

 Так давай тебе выпишем командировку, ты и поедешь вместе с ней, а там близко и ее родители живут, вот и отвезешь ее к ним?

 Я, согласился, так как трудовая книжка была у меня на руках, и с военного учета я уже снялся, как уезжающий на учебу.

 Пришел я на станцию за билетами, а мне говорят:

 - Вам билет по командировке - пожалуйста, а ей нельзя, надо пропуск.

 И поехал я один, решили, что я доберусь до ее родителей, а там она съездит в район, и выпишут на нее вызов.

 Вот я в поезде Павлодар - Татарск, идет июль месяц 1941 года, завтра у меня обязательная пересадка в Татарске на поезд идущий через Омск - Челябинск и дальше.

 Татарск - народище на вокзале уйма, всем надо ехать, а поезда все проходящие и наличие мест в них очень мало, у кассы сплошная толпа и пробиться к ней очень и очень трудно, многие из них не могут уехать – нет мест в вагонах, уже по двое, трое суток.

 «Вот это я попал», - думал я, нужно уже сесть, как - нибудь в поезд, без компостирования своего билета, а там видно будет.

 И тут объявили о подходе поезда скорого, идущего по маршруту Владивосток – Москва.

 У кассы полное столпотворение, она открывается и никто не берет, и не компостирует свои билеты, люди как - бы отхлынули от нее и расступились.

 Слышу голос: - Места только есть в мягких вагонах, - а это значит, что нужно платить за билет в два раза, а то и в три раза больше, чем за обычный плацкартный, а тем более за общий вагон.

 Конечно и желающих платить такую сумму не оказалось, а мне надо ехать, поэтому я быстро подойдя к окошечку кассы протянул свой билет для компостирования и дополнительный оплаты за скорость, за мягкость.

 Слышу сзади женский голос:

 - Молодой человек возьмите и мой билет для компостирования, - и через плечо мне женская рука протянула свой билет и деньги для доплаты.

 Прокомпостировав, свой и ее билет, а также заплатив положенные доплаты за скорость, за мягкость и еще Бог знает за что, а эти доплаты не каждому были по карману.

 Я вылез из толпы людей толпящихся у кассы и так сказать «перевел дух».

 Вижу, передо мной стоит довольно миловидная девушка лет 19 - 20 с рыжеватыми, но не рыжими волосами, с голубыми глазами.

 Ростом ну немного меньше меня и говорит:

 - Как хорошо, что Вы закомпостировали мой билет, а то я уже отчаивалась в его приобретении, спасибо Вам большое.

 А то меня прямо бы затоптали у кассы, еще раз спасибо Вам большое.

 - Не за что, - ответил я. А, Вы далеко едите?

 - Мне надо к тете, в Воронеж, а Вам?

 - Мне в Борисоглебск, а возможно и дальше, - ответил я.

 – У Вас какой вагон?

 - Шестой, - ответил я.

 - Ну, и у меня шестой, так что мы с Вами будем попутчиками, - сказала она. А у Вас много вещей?

 - Да нет один не большой чемоданчик, вот и все, - был мой ответ.

 - Ну, так Вы может быть поможете мне, у меня два места.

 - Какой может быть вопрос, конечно. (а, в моем чемоданчике было; полотенце, кусочек мыла, килограмм черного хлеба, да одна луковица)

 До прихода нашего поезда оставалось около часа, мы стоим на перроне и ждем его прихода.

 Знакомство наше состоялось, я ей сказал свое имя, она назвала себя Лизой, ей 20 лет, жила она и работала где - то в Славгородском районе, в школе.

 Глядя, на ее, довольно открытое, симпатичное, широко улыбающее лицо, я невольно что - то искал в своей памяти.

 Мне казалось, что раньше, давным, давно я видел где - то ее, но где? Может быть, я ошибаюсь?

 Эта мысль не давала мне покоя и перебирая все это прожитое время я не находил ее ранее виденного лица.

 И все же почему я был уверен, что все же где - то, когда – то я встречался с ней?

 Но, вот подошел наш скорый и мы занимаем в нем два места, в одном из купе вагона.

 Я, уже как - то поминал, что вероятность встречи с людьми в нашей, буквально необъятной стране с населением свыше 200 миллионов - ничтожна.

 Но мне почему - то казалось, что это как раз тот случай, а подтверждением этому я пока не находил.

 За хлопотами в кассе, ожидания поезда, как - то забылось про еду, а между тем я почти не ел целый день и только вот сейчас, когда наш поезд тронулся, когда мы сидим в вагоне и нервное напряжение посадки закончилось, захотелось чего- либо перекусить.

 Зная, что в поезде есть вагон - ресторан мы отправились туда.

 Сидим за столиком, ждем подхода официантки, заранее зная, что хотя и называется он «вагон - ресторан», но это скорее обычная столовая, где не будет деликатесов т.к. это время прошло.

 Подадут тебе без всякого меню - жиденький мутный суп с клецками из отрубей, да возможно с плавающими там двумя - тремя кусочками картошки и будет большое счастье если дадут грамм 100 черного, черствого хлеба.

 Впрочем хлеб я взял с собой, не рассчитывая на «ресторанное угощение», а на второе можно заказать один, два стакана чая, но только не с сахаром, а с сахарином, да и это хорошо.

 Пообедав - поужинав чем угостил, нас этот вагонный ресторан, мы отправились в свой вагон.

 Я несколько задержался в тамбуре вагона выкурить цигарку - самокрутку из самосадного табака, а она ушла в купе, устраиваться спать, так как уже темнело, да устали мы от всех передряг.

 Хотя поезд был скорый, вагон был мягкий и купированный, но постельного белья в нем не было.

 Мы каждый, кто как мог, приспосабливали свои пожитки под голову и укрывались тем, кто, что имел.

 Время было тяжелое и одеяла, простыни и подушки, все отошло куда - то в прошлое и почти забывалось нами.

 Когда я возвратился из тамбура вагона в свое купе, моя попутчица уже спала, свернувшись клубочком и отвернувшись к стенке, укрывшись большим вязаным платком.

 Мне ничего не оставалось делать, как залезть на верхнею полку, поставить на наклон свой чемоданчик и тоже лечь и уснуть.

 В нашем купе ехали мы только двое, конечно я мог тоже устроиться спать на противоположной, нижней полке, но почему –то считал это не удобным сделать.

 Да и тогда близость ее меня бы несколько шокировала, а поэтому лучше от греха подальше, спокойней будешь спать.

 Проснулся я тогда, когда уже было светло. В окно вагона светило солнце, мелькали телеграфные столбы с белыми фарфоровыми и стеклянными изоляторами, изредка был слышен гудок паровоза перед поворотами и переездами, да бесконечный перестук колес вагона на стыках рельс.

 Моя попутчица - Лиза сидела уже на своем месте, умытая, причесанная и широко улыбаясь сказала:

 - Вот это ты Сережа спишь, а я уже давно встала и жду, когда ты проснешься, вместе и позавтракаем.

 Смотрю, а на столике застеленным газетой лежит нарезанный хлеб, несколько яичек, да небольшой кусочек свиного сала.

 Вообще – то роскошный завтрак, тем более для того времени. Пока я сходил, умылся, попутно вытянул одну самокрутку, на столике уже стояли два толстых, граненых стакана с кипятком.

 Увы, чая для заварки тоже не было, многие пользовались морковным чаем или составленных из разных трав, а у нас, у обоих и этого не было.

 К ее угощению я вытащил из своего «сидора» черный хлеб, да две луковицы. Сидим, уметаем хлеб, припевая его кипятком.

 Ох! И вкусный он казался тогда, как какой - то деликатес и попутно разговариваем о том, о сем.

 В своем разговоре со мной, она на мои вопросы отвечала словами: «нет» или вместо «да» употребляла немецкое слово «я».

 Я вначале не предавал этому особого значения, но потом все же спросил ее, почему вместо «да», она отвечала «я».

 Она вначале как бы вспыхнула лицом, а потом спокойно ответила, что привыкла, так как в школе преподавала немецкий язык.

 Я ее ответом был удовлетворен и стал ее расспрашивать, как на немецком языке звучит та, или иная фраза, ну например; я хочу пить, я хочу курить, она соответственно отвечала «ich willtrink? ich will raychen? ich libe dich (я тебя люблю) и так далее, и что самое главное то это, что я эти словесные предложения запомнил почему – то навсегда.

 Я стал ей говорить, что вот, мол сейчас немецкий язык называют грубым, лающим.

 Ничего подобного, защищала она его, он очень звучный, мелодичный и никакого лающего, грубого в нем нет.

 А что ты так сильно защищаешь его? Да просто потому, что я знаю его довольно хорошо.

 Ну хорошо, не будем спорить на эту тему, так как я конечно понимаю, что сейчас идет война с немцами, а вообще – то ты права, он мне кажется легче в произношении, чем английский, у которого говориться одно, да еще в нос, а пишется по другому.

 Так за разными разговорами мы и ехали, на этом «скором», который сейчас - бы назвали «500- веселый», а их много с таким названием ходило по дорогам страны, со скоростью черепахи, как говорят в народе «кланявшему, любому телеграфному столбу»

 Дело в том, что наш «скорый» часто стоял на разъездах, пропуская вперед себя, грузовые эшелоны с вооружением, войсками и разными материалами, которые там далеко, на Западе были очень нужны.

 Задерживались мы и пропуская встречные поезда - санитарные, с глухо закрытыми окошками и дверями, и порожняки, порожняки.

 Едем уже сутки, а проехали вот только недавно город Курган, с такой скоростью нам еще до Пензы ехать не менее полутора суток.

 В разговоре, я как - то помянул, что раньше жил в Тобольске, при упоминание его, вижу, она как – то внимательно посмотрела на меня и сказала, что она тоже некоторое время была в нем и жила там с родителями.

 И тут у меня блеснула, правда маловероятная мысль, а не та ли эта девочка немка, которую я видел в Тобольске, у которой были два брата, уехавшие в Германию.

 Она одна осталась у родителей? Нет, это невероятно? Как она могла оказаться здесь? Я, стал более внимательно приглядываться к ней и находил и не находил в ней черты той 10 - 12 летней девочки.

 На мое внимательное, вдумчивое разглядывание ее, она вдруг сказала:

 - Слушай, Сережа, что так смотришь на меня? - и покраснела.

 - Да так, ты мне напомнила одну девочку в Тобольске. Она училась говорить на русском языке и дружила с моей сестрой, ее родители привезли из Германии, ну и далее рассказал все о той девочке и ее братьях.

 Она, эта Лиза слушала меня внимательно и не перебивала. Потом я перешел на эпизод встречи с тем пареньком, который мне признался, что он немец, а не русский и мой ему совет помалкивать об этом.

 Разговор наш с ней об этом был уже поздно вечером, когда пора было ложиться спать.

 Попутчица моя, как - то погрустнела и стала менее разговорчивой, стала устраиваться спать, я пошел снова перекурить и когда вернулся, она уже спала, а может быть делала вид, что спит.

 Я тоже забрался на свою вторую полку и уснул сном праведника. За ночь мы проехали Челябинск, поезд наш, как бы прибавил скорость, скоро будет Уфа, а там Сызрань, Куйбышев и Пенза, где нам предстоит пересадка в сторону Ртищево, Поварено, а там мы с ней и расстанемся.

 Наш вечерний разговор, я больше не возобновлял, рассказывал своей попутчице о Колыме, кое - каких встречах там, а также об учебе в Тобольске, Омске.

 Чем дальше на Запад, тем на вокзалах люди были как бы, чем - то озабочены, совсем не слышно людского смеха, шуток.

 Все больше плачь женщин провожающих своих родных мобилизованных в армию и едущих в назначенные пересыльные пункты.

 Даже выходить из вагона не хотелось, так как женский плач и причитания наводили тоску и возникало, какое - то нервное в душе напряжение…