В данное время ни с кем из бывших студентов-ориенталистов у меня связи нет
Долгое время общался в Москве со своим коллегой, но гораздо более раннего выпуска – Ильей Николаевичем Полумордвиновым, ныне покойный. Он был выпускником нашего Института первых выпусков, в совершенстве владел китайским, японским и английским языком, работал в Харбине по своей дальневосточной специальности, а в СССР, куда добровольно приехал с семьей, работал в Академии Наук. Илья Николаевич вместе с покойной уже харбинкой Кирой Кузьминой, вырастили трех прекрасных детей, двое в Москве имеют семьи, один сын в Израиле, тоже семейный.
Жизнь у студентов Ориентального Института в Харбине была весёлой. Несмотря на материальные трудности для многих (недостаточные заработки, иногда и трудности с жильём) - всё это преодолевалось молодостью («молодость - мощная сила!»).
До сих пор ярко сохранились в памяти ежегодное традиционные балы-маскарады студентов-ориенталистов на праздник Крещения. На этот день администрация Комсоба никому другому свой зал не предоставляла, и это стало традицией. К этому дню студенты готовились долго и серьёзно. Они представляли населению города оригинальную, разностороннюю программу, а с другой стороны извлекали хорошую материальную прибыль, значительная часть которой шла на помощь малоимущим студентам, в том числе и на уплату за обучение. Вместительное фойе предоставляло возможность организовать благотворительные лотереи, продажу бутоньерок, причем наши прекрасные студентки сами ходили по залу и предлагали свою «продукцию» (конечно, недешево, но цель этих мероприятий была ясна, и её поддерживали гости, а их был полон зал, билеты шли нарасхват). Готовилась оригинальная студенческая программа, причём ежегодно для этого приглашался артист харбинской оперетты Михаил Иванович Маркин. На сцене ставились очень оригинальные студенческие номера, даже балет что-то вроде танца лебедей («лебедями» были студенты мужского пола, наряженные в женские наряды). И кульминацией концерта был приз за лучший костюм (жюри из студентов).
Зал был переполнен, а среди гостей были не только молодёжь, но и солидные люди, в том числе и иностранцы или почтенные коммерсанты. Дело в том, что часть билетов готовилась для «почетных гостей», то есть эти билеты были более красочные и на улучшенной бумаге. Подобные билеты разносили по иностранным консульствам, а также богатым коммерсантам и домовладельцам. Естественно, что известные в городе люди платили за них довольно крупные суммы, да и в зале-фойе не жалели денег на бутоньерки, крюшон, на студенческую лотерею.
Все посетители должны были быть в маскарадных костюмах и масках. Это было обязательное требование. Затем состоялся парад костюмов, после которого жюри (я тоже входил в его состав) присуждало приз за лучший костюм.
***
Государственный экзамен включал пять дисциплин: японский (или китайский) язык, история стран Дальнего Востока, экономическая география этих стран, международное право, английский язык. С последнего экзамена мы шли домой вместе с Юрием Граузе, и кто знал, что потом такие разные у нас будут судьбы...
Нелишне заметить, что государственные экзамены мы сдавали в помещении бывшей городской школы на Таможенной улице № 36, так как с помещением Институту было трудно - приходилось переезжать несколько раз.
Как я уже сказал, Юра Граузе уехал в Израиль, где сделал карьеру, как учёный-синолог, преподавал в Тель-Авиве в Университете восточные языки и другие дисциплины. У меня с ним была длительная переписка, он прислал много открыток Израиля и свои фото. Увы, его уже нет в живых.
* * *
Студенческая жизнь была веселой, много было острот, шуток, частушек про профессуру и про студентов. К сожалению, запомнились только некоторые из них.
Про Г.Г. Авенариуса (он часто опаздывал на лекции и всякий раз с удивлением рассматривал свои наручные часы):
"Он в часах всегда неточен,
Словно агнец, непорочен,
И усами знаменит
Авенариуса вид".
(Действительно, у него были красивые серебристые длинные волосы и длинные таки же серебристые усы).
Про В.Д. Маракулина:
"Кто на кафедре, как лев,
Широко открывши зев,
Любит правду говорить
И не прочь винца испить".
Про студентов остались в памяти такие частушки:
"Студент Онуфрий,
Мой друг сердечный,
Наш собутыльник,
Лентяй беспечный.
Берёт с собой он
Бутылку спирта
И двух студенток
Себе для флирта".
(Ясно, что Онуфрий - понятие собирательное).
Ещё такие частушки:
"Не знаю бухгалтерию,
Статистику забыл,
Ходил я всё в «Иверию»
И лекций не учил".
Только это осталось в памяти за дальностью лет, а ведь частушек было много!
* * *
После закрытия нашего Института мы продолжали собираться в Союзе окончивших Институт: нам предоставили большую комнату при старом Софийском храме на Пристани, туда мы перевезли библиотеку (я ей заведовал все годы, библиотека была не очень богатой, но многое было полезно для студентов). В Союзе окончивших Институт мы читали доклады по востоковедению, устраивали чаепитие, приглашали профессуру.
Жизнь продолжалась...
* * *
Во время обучения в Институте студенты принимали участие в различных мероприятиях. Отмечали традиционный студенческий праздник - Татьянин день, водосвятие на Сунгари в Крещение и пр. Но особенно большим торжеством в Институте было чествование нашего декана профессора А.П. Хионина в связи с его шестидесятилетием. Тут собралась не только вся профессура, но и окончившие ранее Институт, и, конечно, студенты, иногда с семьями. После официальной части, где отмечались огромные заслуги юбиляра в востоковедении, состоялся банкет в стенах Института, где рачительными хозяйками были наши студентки, помогали и студенты. Алексей Павлович после событий 1945 года не захотел выезжать в Советскую Россию, а предпочел заграницу - Австралию, где и провел последние годы вместе со спутницей своей жизни и где нашел последнее упокоение. Похоронен на Сиднейском православном кладбище, их могилы рядом.
* * *
В конце очерка нужно сказать с горечью о трагедии, которая постигла многих харбинцев, в том числе и молодежь, в том числе и бывших ориенталистов. Коснулось это и меня. Чекисты («СМЕРШ») хватали эмигрантов на улице, на работе, по ночам увозили из дома. Последняя участь постигла и меня. При этом никаких протоколов об изъятии документов не составлялось. Так у меня пропал в чекистских недрах диплом об окончании Института, а диплом был на четырех языках - русском, китайском, японском, английском. После досрочного освобождения из лагеря я запросил Министерство иностранных дел о своих документах об образовании, но ответ был отрицательный - документы не обнаружены. И вот тут благодарный взор обращается к Фёдору Кузьмичу Мухачёву, который остался при советской администрации в Харбине (его не увезли на территорию СССР), и он очень помогал увезенным, в том числе и с документами. Он организовал свидетельские показания моих коллег по Институту, Олега Вагина и Юрия Граузе, которые подтвердили окончание мной Института, что было удостоверено документально в советском консульстве в Харбине с приложением печати и бланка юридического отдела советского консульства. Мой благодарный взор обращается к моим коллегам Олегу Вагину и Юрию Граузе, поскольку в то время было не очень безопасно что-то положительное делать для «врагов народа». А Мухачев, Вагин и Граузе оказались моими благородными и смелыми коллегами. Благодарная память им живет в сердце.
После хрущевской оттепели, досрочного освобождения и реабилитации мне приходилось не раз встречаться с моими коллегами по Ориентальному Институту уже в СССР (Виктор Шубенко, Ира Божко и некоторые другие). И во время скромного застолья мы, бывшие студенты-ориенталисты, вспоминая наше совместное обучение в Институте, заканчивали здравицей в честь нашей Альма-матер «Да здравствует Ориентальный Владимира Харбинский институт!» Всё это грело душу, так как впереди ещё пришлось много пережить бывшим узникам советских лагерей.
Кстати, спас меня в советских «истребительно-трудовых лагерях»... английский язык, но это уж другая, тоже нелегкая тема. Слава Богу, что советские времена навсегда ушли в прошлое, что Православие возрождено в России и что Православная Церковь вновь стала единой, проснулась «Русь святая»!
И.Н Пасынков. Москва. 2011г.
Свободное копирование
