Последнее место ссылки - 7

1966

          Уезжать из Плюссы не хотелось. Мы стояли на запасных путях, за посёлком, в зарослях кустов. По шпалам я добиралась до каких-то складов, там, в кучах песка, мы с ребятнёй набирали мелкие ракушки, разной формы и расцветок и играли с ними, даже не представляя, что это и откуда. Напротив, по рельсам раскатывали огромные краны, через переезд сновали грузовики, выстраиваясь в очередь перед шлагбаумом и пережидая очередной поезд. 
          Мне кто-то подарил ярко-жёлтого утёнка с «крякалкой» внутри. Утёнок очень понравился моему котёнку. Мама сначала ругалась, что котик треплет игрушку, но вскоре сдалась, подвесила Кряку на резинке к потолку, зацепив за крюк, к которому когда-то крепилась моя люлька-корзина, и валялась от хохота вместе со мной, глядя, как животное борется с игрушкой, летающей по всему вагону.
          В баню мы долго шли по деревянным шпалам, наложенным очень неудобно, через разные расстояния. Я всё время спотыкалась, сбиваясь с шага. Мама объяснила, что шпалы кладут таким образом специально, чтобы люди не ходили по железной дороге и не попадали под поезда.

          Маме захотелось удивить родных и знакомых. Она решила научить меня читать. (Её образование исчислялось несколькими днями в первом классе).
          Вечером мы уселись на кухне. Мама открыла учебник «Родной речи» и показала на букву: «Это – «А». Повтори! Это – «Б». Повтори!» Букв было много, я запуталась. Мама  показала на букву «М»: «Какая буква?» Я буркнула: «Б»! В лоб мне впечаталась увесистая книга. Не то чтобы очень больно, но обидно. Букву я вспомнила. Метод оказался действенным. Через неделю я сносно читала.
          На месте основной стоянки, в Гатчине, за железнодорожной насыпью, в клубе, была библиотека. Я пришла в библиотеку и спросила книжку. Библиотекарь тётя Зоя сказала, что со мной должна прийти мама. Я сказала, что мама работает. Кто-то  из взрослых, узнав меня, попросил тётю Зою меня записать. Мне дали тонкие книжки  с большими картинками. Я села, почитала их и вернула. Тётя Зоя спросила: «Не понравились?» Я ответила: «Понравились, только я их уже прочитала. Дайте мне большую книжку!» Тётя Зоя не поверила, она раскрыла одну из книжонок на первой попавшейся странице и сказала: «Читай!» Я стала читать, собрались взрослые. Тут до кого-то дошло, что я читаю кверх ногами. То есть, текст был развёрнут к тёте Зое. Книгу перевернули. Я всё равно читала быстро и правильно.
          Мне разрешили брать любые книги. Через год я пользовалась взрослым абонементом.

          Надо сказать, что книги производили на меня огромное впечатление. Как-то я прочла «Приключения Буратино» и решила, что Мальвина – самая прекрасная девочка. Мне очень захотелось быть на неё похожей.
          Зимой в ПМС привезли железные бочки с голубой краской для классных вагонов. (Начальство жило в больших пассажирских (классных) вагонах, с паровым отоплением. В таком же вагоне находился клуб и детский сад, который я одно время посещала). Мы гуляли с ребятами и наткнулись на раскрытую бочку. Я поняла, что у меня есть шанс стать Мальвиной, рассказала пацанам о девочке с голубыми волосами и попросила меня покрасить.
          Мальчишки с удовольствием взялись за дело. Было холодно, и я не стала раздеваться. Так меня и выкрасили: от макушки (в платке) до пяток (в валенках). Только лицо оставалось в естественном виде.
          Ах, как я была счастлива, представляя себя самой красивой на свете! И я поспешила домой, показаться маме, а за мной собиралась толпа. На меня показывали пальцами, громко смеялись, что-то говорили. Я думала, что все восхищаются мною.
          Огромный кортеж сопроводил меня до моего вагона. Мама вышла на крыльцо.
          Я ждала её восторгов, но она рассердилась. Народ желал продолжения шоу. Меня следовало выдрать, по всем понятиям. Но выдрать не получалось – я была липкая и мокрая. Мама спустилась с лестницы, сняла с меня пальто, шаровары, платок и валенки, кинула на снег.
          Я обиделась и не шла домой. Но косы, торчавшие из-под платка во время окраски, застывали, и их срочно надо было отмывать, так же как и ладони.
          Косы отмыли керосином. Одежду спасти не удалось.
          
          Мне было очень плохо. Медичка из вагона-медпункта сказала: «Дизентерия». Больницы рядом не было. Мама договорилась с воспитательницей в вагоне-детсаде, и меня прятали в кладовке. Когда я вставала с горшка, видела там кровавое месиво. Мне было сказано: «Молчи! Иначе отдалим в больницу!». Я помнила аппендицит и молчала.

          Медичка Таня приходилась родственницей Витьке, шустрому темноволосому мальчишке, вагон которого стоял рядом с моим. Витька водил меня в гости к Тане, так не похожей на наших работяг. Молодая, стройная, хорошо одевающаяся эффектная блондинка показывала нам какие-то красивые вещицы, о предназначении которых я не догадывалась. Больше всего мне запомнилась ручка с изображением купальщицы. Если ручку перевернуть – купальник исчезал. Я подолгу сидела, переворачивая ручку и поражаясь невероятному фокусу. Таня собиралась в Америку – там у неё обнаружилась тётка, пригласившая племянницу в гости. Все знали, что Таня из Америки возвращаться не собирается. Добрые люди сообщили куда следует, и Таню в Америку не выпустили.
   
          Мы пришли к кому-то в гости, взрослые занимались своими делами, дети сидели у телевизора. Я не могла взять в толк, что же это такое. Дурацкие людишки и игрушки двигались на экране. Ничего интересного не происходило. Я заявила, что хочу на улицу. Меня вернули к детям. Я решила, что это – наказание. Пялиться в экран не имело смысла. Я разглядывала круглую, заполненную водой линзу и представляла, что в ней плавают рыбы и водолазы. Потом заметила, что линза сбоку заклеена пластилином и отковыряла его. Вода закапала на стол. Дети не обращали на это внимания, пока вода не снизилась до уровня экрана.  Тогда кто-то пожаловался на меня, и наш визит закончился.
          Свой телевизор появился у нас в 1976 году. Я мало смотрела его, и сейчас он моего внимания тоже не привлекает.

          Зимой в вагоне-клубе крутили фильм «Вий». Сказка очаровала меня. Было страшно, было здорово!!! Потом мы с ребятнёй ходили вдоль вагонов, колотили поленьями в стены и завывали: «Вий! Вий идёт!» Может быть, я и раньше смотрела кино, но это был первый фильм, который запомнился и поразил воображение неповторимым мрачным волшебством.

          В вагоне-клубе мужики собрались на планёрку, да бригадир что-то задерживался. Мы с девчонками, распевая «Катюшу», гуляли вдоль состава. Мужики позвали нас: «Девочки, идите к нам, погрейтесь!» Мы, и правда, замёрзли. Поднялись в клуб, а мужики подхватили нас, поставили на сцену: «Пойте!» Мы помялись-помялись, потом я завела: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой!» Девчонки подхватили: «Выходила на берег Катюша…» Мы спели «Катюшу», «Паровоз по рельсам мчится», «В лесу родилась ёлочка», «Ты, моряк, красивый сам собою». Народу набралось целый клуб. Подошедший бригадир сидел позади и не мешал. Наконец, его заметили, нам поаплодировали и отправили гулять дальше.   

          Иногда в вагон-клуб  приходили выступать цыгане. Мне очень нравились их песни и танцы. Цыгане говорили и одевались не как мы, выглядели и даже пахли иначе. Мама говорила, что они плохие, что они воруют детей, что к ним нельзя и близко подходить.  Помимо кинофильмов, цыганские концерты были, пожалуй, единственным развлечением в вагонах. Кто бы из артистов, даже гастролирующих по провинции, захотел петь для нас? Впрочем, артисты вряд ли подозревали о нашем существовании. Почему цыгане приходили в ПМС с импровизированными концертами? Наверное, у нас было что-то общее. ПМСовских в народе называли «русские цыгане» – мы постоянно переезжали, не имели своего дома, нас чурались и дети, и взрослые.
          Мне не нравилось, когда нас называли «цыганами» или «вагонниками». Хотя, если подумать, вагонник – словно дух вагона, как «банник» – банный дух, по древним поверьям.

          Ванька пришёл из армии и лёг под поезд. Пока солдат служил, его девушка вышла замуж и уехала из ПМСа. Красавец Ванька, чернокудрый весельчак, навестил бывшую невесту, а потом свёл счёты с жизнью.
          Гроб стоял в вагон-клубе, я буквально дежурила возле него. Старшие девчонки рассказали, что если покойнику поведать своё желание, он его отнесёт на тот свет, и оно исполнится. Мне хотелось, чтобы Ванька ожил, но чем дольше я смотрела на неузнаваемо чужое лицо парня, тем чётче понимала: моё желание невыполнимо. Даже если загадать, и он оживёт после похорон, то как выберется из-под земли? Тогда я уселась в уголке и стала фантазировать, что сейчас Ванька встанет в гробу и полетит, как панночка из «Вия». Я почти поверила в чудо, но пришли рабочие, заколотили гроб и увезли на увешанном венками грузовике.