Из Владимира читатель поедет со мною по всей губернии, и, чтоб окружить ее, мы воротимся в Покров.
Покров был, есть и долго будет под именем города изрядная деревня. Обывателей мало. Промысел их состоит в извозничестве. Поселясь на большом Сибирском тракте в ста верстах от Москвы, они содержат постоялые дворы и тем оплачивают свои подати. Город обстроен дурно, воды нет, -- я разумею, реки значущей. Церковь одна, и то деревянная, ни одного каменного дома, никаких заведений. Уезд наполнен хорошими поместьями. По берегам реки Пекши есть приятные местоположении. Сады Прозоровского, Воронцова и графа Салтыкова (перешедшие потом, когда граничились уезды, снова во Владимирский) заслуживают особенное внимание. В Покровском уезде славятся плотники аргуны, по прозвищу своего селения. Об них я слыхал басню, будто бы они так называются оттого, что происходят от аргонотов, кои с Язоном ходили искать золотого руна. Эту сказку я слыхал с насмешкой еще из уст князя Вяземского, бывшего генерал-прокурора при Екатерине. По приверженности русского народа к монашеству, и в Покровском уезде есть пустыня, Введенской именуемая; к ней, как в Великобритании, летом приехать иначе нельзя, как водою. Она на острове середи озера. В ней кладутся многие дворянские роды. Более об ней сказать нечего. В этом самом уезде я много дней приятных в жизни вспомнить могу в деревне госпожи Караваевой. Митино не богато, не великолепно, но прекрасно свободой и всеми отрадами гостеприимства. Сколько здесь сожжено фейерверков, сколько удовольствию принесено в жертву денег и часов!
Свободное копирование
