В мае число детей моих умножилось в последний раз и последним младенцем. На 19-е число в ночь жена моя родила сына, которого назвали мы Рафаилом, желая такое прекрасное имя возобновить в нашем доме. Роды сии были легки и благополучны, но предварили несколько неделями срок естественный, и сие-то самое было уже предвестником истощения сил ее, ибо она не могла удержать младенца в утробе своей до надлежащего срока от расслабления частей, к ней прикосновенных. Видимые признаки здоровья ее до того времени были утешительны. Накануне родин своих она имела гостей, играла с ними в карты, нимало себя не подозревая столь близкой к разрешению. Назавтра без усилий, больших мук и почти без помощи явился в мир новый человек, седьмой и последний сын мой. Мы обняли его, совокупно заплакали и поблагодарили Бога. Десять раз я был отцом в жизни моей, и ни один из детей наших не был причиною убийства матери своей, как многие другие тому их подвергают. Нежное и слабое дитя! Едва он имел основании человека, и думали ли мы оба тогда, что сей младенец есть последний, что он при всем изнеможении его переживет мать свою? Ах, нет! Не так бы мы радовались, и не так бы жалел я только об нем одном, если бы будущее, открываясь догадками постепенно, было тогда без завеса представлено очам моим. Хвала стократ Всевышнему, что мы, ложася спать, не знаем, что будет поутру, и сию хвалу воздавал я ему во всякое время жизни моей. Рафаил наш был окрещен 26-го числа мая, восприемниками были мать моя и Салтыков. Пиров у нас не было, но благополучное состояние здоровья жены моей, скоро возвратившее прежние силы ее, заменяло все прихоти роскоши. В первых днях после родин несколько испуган я был сильным кровотечением жены моей, но без дальнего врачевства натура сама его прекратила, так что не успело даже воображение, страхом внезапным настроенное, породить ужасные ожидании, все было порядочно и спокойно.
Около того же времени лишился я княгини Долгорукой, с которой связь моя по Истории сей известна. После продолжительной болезни и довольно мучительной скончалась она с отличным великодушием и мужеством, имела твердость распорядить все обряды похорон своих, которые велела исправить без малейшей светской тщеты. Предузнав за несколько часов мгновение своего конца по истощению сил своих, она удалила от сего зрелища престарелого деверя своего, князя Владимира Сергеевича. Сей почтеннейший рода нашего боярин, так назваться дела его давали ему право, неотступно хотел быть при ней, несмотря на исполнившиеся ему с лишком семьдесят лет. Она, невестка его, княгиня Наталья Сергеевна, не теряла ни памяти, ни присутствия духа ни на одну минуту, сохранила всю целость обязанностей своих к Богу во всю жизнь и даже при смерти была хорошая мать, чувствительная жена, бесценный друг для тех, кои умели у нее заслужить сие столь редкое титло, и добродетельна была со всеми. Достоинства ее украшали до такой степени ее беседу, что я никогда не видал ее одну в своем доме, хотя, в прочем будучи небогата, дома своего не могла она наполнять прелестьми роскоши, ездили к ней те, кои ее любили, и их было всегда много. Я пользовался ее приязнию и смею гордиться ею. Она удостаивала меня отличия от многих, и я, провожая остатки мертвенного существа почтенной сей женщины, плакал непритворно о том, что душа ее от нас отдалилась. Я не охотник до похвал льстивых, но не утаю никогда правды. Женщина эта была из редких женщин в своем роде. Имела слабости, но кто же, называясь человеком, их не имеет? Эта общая печать натуры на человечестве, никто без них не прожил, и те, кои вселенную дивили знаменитыми своими подвигами, точно так же были им подвержены, как крепкое и хорошее железо ржавчине. Довольно, если человек более хорош, нежели дурен. В таком точно отношении я знал и видел покойную княгиню Долгорукую и сохранил к ней до смерти ее, а к памяти сохраню также до последних дней моих прямо достойное к имени ее уважение в полном разумении слова сего.
Свободное копирование
