Прежнее наше с ними знакомство привлекло их к нам в гости, а желание видеть Пензу убедило пробыть в ней несколько ден, на которые и зазвали мы их жить в свой дом. Они на предложение наше согласились, итак, мы с ними переехали в город до их отъезда в Саратов, а в ту самую пору случился и помянутый праздник, которому губернатор, усугубляя радостное торжество, назначил быть 22 июля, в день тезоименитства великой княгини.
По сделанной повестке явился я к нему поутру с поздравлением; долго он крепился, но, не выдержав, позвал меня к себе в кабинет и в свидетели благообразия нашей беседы пригласил г-на Копьева. Там, запершись втроем, слушал я долго запальчивые его от меня требования, чтобы я перестал с прокурором входить в противоречия. Сколько я, смиряя свои слова и движения, ни старался его урезонить, доказывая, что на опровержение наших друг другу бумаг установлена форма, которой остается нам следовать, и что доколе она не нарушена, не думаю я, чтобы его превосходительство имел законную власть требовать от меня личного примирения или соглашения в делах, целым местом производимых, где я только перевес имею голосов, а не какую-либо власть полномочную, но мой генерал со мной не соглашался, наконец, счел приличным делать мне угрозы пальцем, как будто бы ординарцу полковому. Тогда я, не привыкши бояться ничьего гнева, опричь Божия, монаршего и родительского, осмелился ему представить, несколько возвыся голос, что, снисходя многому выслушанному из уважения к его летам и чину, принужденным находился прекратить меры терпения моего, потому что движения его и горячность разговора показывали мне, что он выходил из пределов принадлежащего мне уважения, что все его с некоторого времени со мною поступки почитаю я притеснениями, кои ежели продолжатся, докладывал я ему, и его превосходительство не войдет в обращение со мной по службе (оставляя личное на его волю, не имея на оное никакого права) в пределы узаконениев, то бы изволил знать, что я оборонять себя от него стану теми же средствами, какими получил и место мое, то есть отношением к государыне, и, сказав сие, толкнул дверь, прибавя: "Впрочем, сегодни торжество и день такой, в который даже каторжные от работ увольняются, следовательно, случай празднества не вмещает продолжения такого колкого разговора", -- и вслед за [с]им вышел вон из кабинета, твердо себе посулив не иметь с ним уже никакого знакомства, ниже сохранять вид политического согласия, к показанию которого только в присутствии Голицыных для их собственного спокойствия вежливость еще меня на несколько дней обязывала. Итак, скрепя сердце, был я у него в тот день с женою и моими постояльцами на обеде и бале, и он, однако, во весь день со мною обходился как истинный приятель, чаятельно для того, чтобы весь вид вины показать гостям петербургским на моей стороне или и для того, чтобы норовить им чрез то, как людям, к нам ласковым и у нас живущим. Приятно мне было тогда сим последним показать мою услугу, доставя им способ на случившиеся им нужды занять пять тысяч рублей, в коих я поручился, и сие дело кончив с ними, проводив вечера два или три наиприятнейшим образом в их обществе и вспомнив род жизни столичный, сладкими мечтами наполненный, простились; они поехали в Саратов, а мы в Бессоновку, куда не стало у Ступишина гнусности меня не отпустить, ибо все журналы целого лета свидетельствовали исправность моих заседаний, а там если не весело, по крайней мере жили мы уединенно и смирно. В течение лета директор Экономии, по случаю покровительства к нему обер-прокурора Сената Зубова, отпросись в отпуск узаконенным порядком, слетал в Петербург. Но Бог не выдаст вовеки тех простых сердец, кои на вере к нему утверждают свои поступки -- никакие его пронырства ему не удались, и наконец он принужден был, возвратясь без успеха, выйти в отставку, оставя место свое Зубову, родному обер-прокурора брату коллежскому асессору Василью Николаевичу, который, хотя самый чин его и употребление сие в службу показывало, что он не имел большого от случайной родни своей покровительства, однако в таком близком с ними союзе крови опасен был по одной уже русской справедливой пословице: "Свой своему поневоле друг". Определение его в директоры Экономии было приготовлено губернатором на тот конец, чтобы в нем найти против меня опору, а притом и родне его показать некоторую трусость. Время покажет, достиг ли он своей цели.
Свободное копирование
