Все эти хлопоты не помешали мне лето провести приятным образом. В день именин отца моего 23 мая рассудилось мне у себя дать маленький праздник. Местоположение нашего городского дома на берегу Москвы-реки, и весьма обширное, доставляло нам превосходные способы улучшить оный. В саду играла во весь вечер духовая музыка, в шатре плясали всякого звания люди, гулянье открыто было всем свободно. Для потехи низкого состояния людей привезен был фокус-покус, а в комнатах наших до самой ночи продолжался бал. Сад осветился плошками, пущено было несколько ракет и сожжен на берегу реки небольшой фейерверк. Ужин состоял только из сорока кувертов, но общество было отборное, и всякий забавлялся непринужденно от души. За столом сидели одни дамы, кавалеры им прислуживали и, за стульями стоя, заменяли слуг, которых вовсе в тот покой не впускали. Все это шло так стройно и весело, что сам отец мой и матушка, несмотря на их немощи, просидели у нас до двенадцати часов против своего обыкновения. Именинник мой драгоценный так доволен был нашим приношением, что, деля с нами заботы хозяйства, изволил сам прислуживать и не садился за стол. Какое лестное снисхождение! О, какой отец умел так ощущать любовь детей своих и быть столь нежно к ней признателен!
Постоянное житье на одном месте мне никогда не нравилось. Я любил мыкаться; далеко ездить, смотреть диковин не позволяло состояние. Вздумалось мне одному побывать у Троицы и рассмотреть этот знаменитый монастырь. Путь невелик. Жена, будучи в последнем времени беременности, не могла быть мне товарищем. В Троицын день там всегда наезжали из Москвы множество гуляк и богомольщиков. В числе первых и я к тому же дню присрочил мой отъезд. Со мной один товарищ был старый мой майор Классон. Сели налегке на дрожки и покатили. Там я встретился с Нарышкиной, и если б не краткость времени, опять бы заронилась искра в мое сердце. Прожил я в лавре двое суток и насмотрелся на все редкости и сокровищи сей древней обители. Какое богатство! Какие утвари и вещи бесподобные! Лавра есть единственное место в России, как в этом отношении, так и во многих других. Повесть о настоятелях ее, о пожертвованиях во времена самые суровые никогда не забуд[е]тся в летописях нашего царства. Платон угощал нас великолепным столом в день Пятидесятницы. Отборные яства, прихотливые напитки, бриллиантовые панагии показывали, что монахи не всегда бывают так бедны, как быть обещаются. Я совершенно пленен был его затеями в саду, уединенной пустыней, а паче всего его сладкой беседой. Хорошо, думал я тогда, жить с деньгами во всяком положении. С ними цари гнут свои народы в несколько сгибов; с ними монахи после вечерни пьют с друзьями своими венгерское; с ними подлый человек обращает к себе внимание мужей благороднейших; с ними в малом числе и я от безделья съездил в лавру, обонял сытые трапезы нищей христианской братии и видел, как Платон в бархатных рясах претерпевает вольную нищету. О великий талисман, деньги, ты все строишь в подлунном нашем мире!