Летние увеселении на даче вскружили голову любезному старичку графу Строганову, и ему захотелось поставить у себя в комнатах маленький театр, на котором первыми действующими лицами были, разумеется, жена и я, не по особенным нашим дарованиям, а потому что он к нам привык. Из всех зрелищ, которыми в течение зимы его забавляли, примечательнейшим была опера "Нины", мы ее сыграли в день его именин 23 ноября. Надобно сказать сперва, что во всем французском оперном театре нет произведения, подобного "Нине". Кто этой оперы не знает? Кто не восхищался ею от самого Парижа до наших ледяных рек? Кто не певал из нее чего-нибудь? Имя сочинителя ее мне неизвестно. Музыку сложил Далейрак и по ней будет бессмертен в музыкальной своей собратий. Роль Нины есть интереснейшая на театре: она от любви сошла с ума и любовию же приходит в разум. Играть ее нерассказаемо трудно. В Париже представляла Нину славная Du Gazon. Говорят о ней, что она была превосходна и что недели две перед тем, как играть, она ездила в безумные домы наглядываться на женщин поврежденных, чтоб применить свою игру к натуре. Она пленила, изумила парижскую публику, и после нее казалось дерзостию непростительной за эту роль приняться. Однако графу Строганову захотелось. Нашли жену мою способной играть Нину. Она взяла ролю, выучила, выработала и в течение двух недель явилась в ней перед публикой довольно многолюдной, а наипаче отборной. Все бояра, иностранные дипломаты были на этом спектакле.
Евгения не без робости выступила в такой прославленной роли, но когда она пропела известный романс "Quand le bien aimé reviendra" {Когда возлюбленный вернется (фр.).}, победа была на ее стороне. Все ей рукоплескали, восторг был общий. Крики "браво" летели из всех углов театра, и единогласно все признали, что никто в России не мог бы так очаровательно блеснуть в этой роли, как жена моя. Все актеры были к ней удачно подобраны. Я играл отца; любовника представлял Муравьев, он имел голос прелестнейший, и тенор его увлекал душу; Виолие играл управителя самым натуральным образом; подругу ее представляла молодая Villeauxcleres со всею нежностию, свойственной ей самой и ее роли. Оркестром правил Бортнянский, хоры были из придворных певчих. Весь спектакль произвел действие прекраснейшее, и с тех пор вошло в привычку во всех обществах называть жену мою la princesse Dolgorukova Nina. Я в стихах моих также подарил ей везде прозванье Нины. Правда, что эта опера стоила ей большого труда. Она истощила все силы чувств и голоса. Чем простее казалась ее игра зрителю, тем более она ее изнуряла, ибо простота здесь была крайнее совершенство искусства. Все в Евгенье соответствовало принятому ее характеру: речь утомленная, голос нежный, выговор приятный, походка медленная, взор меланхолический, наряд простенький, игра без всякого жеманства -- все, все, было в ней совершенно.
Почти в одно и то же время играли ее еще две благородные особы: Княгиня Долгорукова, красавица, князя Василия Васильевича жена, и в Гатчине г-жа Нелидова. Одной били в ладоши, потому что она бесподобно была хороша лицом и станом, другой из уважения к великому князю, который, влюбясь в нее по уши, был невероятно порабощен ледащему ее лицу. Я ни той, ни другой в игре не видал, но слышал от знатоков и охотников, что ни одна из них не могла равняться с моею женою. Я этому верю. Те обе ошиблись в плане своей игры. Княгиня Долгорукова старалась выказать свои прелести и, соображая с ними каждый шаг, была не Нина безумная, а красавица придворная на театре. Нелидова рассудила представить безумную в бешенстве. Ее надобно было держать, останавливать, и она похожа была на сумасбродную, запертую в номере. Евгения, напротив, представляла меланхолическое безумие, повредившуюся от любви, и в самом исступлении сохранившую свою природную нежность, тишину, спокойствие, словом, все черты любви страстной и несчастной, следовательно, нет сомнения, что жена моя должна была пленить зрителей стократно более, чем ее две совместницы, -- что случилось на самом деле.
Свободное копирование
