Нам дали делянки земли, все растили картошку, помидоры. На рынке, помню, ведро очисток картошки стоило 40 рублей, а билет в кино - копейки. Мама умела готовить из ничего, но вкусно. Остались в памяти фрагменты той жизни: участковый, упившийся своей властью - а мы жили без прописки; слякотный день, но ноги сухие, им уютно в сапогах, сшитых отцом; во дворе дома - битва с бараном, защита от него - трещащая доска; трудно попасть в единственный дворовый сортир (Арончик, муж Маруси, любил сидеть 30- 50 минут - без забот). Вечером, в погоду, сидели на скамейке, на нашей деревенской улице, общались с местными. Два моих двоюродных брата Марик и Лёва были в моём подчинении, но были и соседи, играли в пряталки.
Пришёл ко мне домой мой одноклассник из г. Рыбинска. Простодушная веснушчатая личность, а мама накормила нас щами, и был хлеб! Жили мы недалеко от реки Белой, путь к ней - мимо очень уютной церкви. Как-то утром затемно ушёл я на рыбалку с соседом Филиппом - тихим мужчиной с нарушенной психикой. Мы долго добирались до дальней излучины реки, взошли на длиннейшую плеть из брёвен плота на реке. Появилось солнце, разобрали снасти, и под теплом солнечных лучей я заснул и соскользнул с мокрого бревна под плот. Течение было сильное, голова тыкалась о брёвна. Много ниже по течению в плоте было окно, и мой напарник проявил смекалку и прыть, доступную не всякому нормальному, вытащил меня через это окно на плот и откачал.
Хуже было зимой. В 1941году зима была лютой. Отец одевал своё осеннее пальто и бежал 2 - 2,5 км. до места работы. Его, как нестроевого (белый билет, сердце) направили работать в артель, шьющую обувь и кожаные изделия для армии. Позже, когда появился овчинный полушубок и валенки, я полюбил сухие, трескучие башкирские морозы, посвисты метели.
Старшая сестра мамы Катя нашла работу продавца в хлебном отделе магазина. Мы все заимели возможность упростить отоваривание продовольственных карточек. Похоронили мужа Кати. Другая сестра мамы Шура сумела добиться разрешение на открытие парикмахерской, работала там по 10 и более часов, но зарабатывала. Её муж, профессиональный авантюрист и картёжник, Яша, занялся коммерцией - водка, лысьевская эмалированная посуда и другое. Жизнь не ценил - было военное время. Его дочь Муся - красавица и певунья принимала ухаживания молодого сотрудника НКВД. Страховка Яши...
Старший сын в этой семье Аркадий закончил артиллерийское училище, прошёл все фронты в Германии, был гвардейцем, офицером и по виду, и по сути, но после победы над Японией он и группа его товарищей-офицеров были зарезаны японцами в момент, когда они расслабились. Дочь Муся нашла пристанище в старости в Израиле с племянницей в квартире, за которую платить им трудно.
Совершилось угасание рода Малковых, как и рода Цитовских - моих двоюродных братьев. Младший брат в семье Малковых, Марк, курносый мальчик, которого встретил я, приехав в Уфу. Он вырос смышлёным юношей с явно выраженными музыкальными способностями, но не смог преодолеть влияние своей семьи, её уклада, её системы ценностей в жизни.
Я познакомился с бытом этой семьи, живя в ней после войны, и коснусь его позже. Он женился на еврейке из рода, сохранившего генотип бухарского еврейства. Иконописный лик и изящество. Но примитив потребностей мужа разрушил семью, а их дочь, сохранившая генотип, не нашла семейного счастья. Жаль. Марк не прожил долгой жизни: не было духовного роста, стремления выразить себя, развить своё творческое Я, к сожалению, этот тяжкий грех присущ слишком многим! Приоритет сиюминутных материальных выгод, второстепенных удовольствий заполнил все годы недолгой жизни, а в условиях "диктатуры пролетариата" проявляли свою индивидуальность лишь те евреи, кто получил в семье как эстафету тягу к культуре, знаниям, искусству в противовес многовековым навыкам приспособленчества нищей жизни гетто и местечек.
Перед всеми моими братьями стояла задача создания первого поколения образованных людей и, в лучшем случае, интеллигентных личностей и семей. Большинство сравнительно легко одолело барьер технического образования - начало пути.
Не задалась жизнь в семье, недалеко ушедшей от ценностей местечка, второго моего двоюродного брата - сына Маруси и Арона Цитовских. Да, Арон сумел обеспечить достаток в семье, за "цеховую" инициативу был репрессирован и провёл многие годы в лагерях, а Маруся была неплохой хозяйкой. Её сын Лев, прожив благополучную в смысле быта, правда, короткую жизнь, вряд ли сознавал себя удовлетворённым.
Но в 1941году при распаде нашей коммуны в Старой Уфе, я жил рядом с Марусей и её семьёй на длиннющей улице им. Сталина, соединяющей старый город с центром. Умирал сын Маруси - маленький брат Льва, красавец с умнейшими глазами - менингит... Здесь, на этой улице, моя семья получила официальную прописку, а я, за помощь пожилой интеллигентке, был одарён толстым томом из собрания сочинений Чарльза Дарвина "Жизнь червей"! Конечно, я его не читал, но факт первой благодарности принёс радость, а было мне 12 лет.
Свободное копирование
