За порогом дома также не было вражды. Вот я направляюсь по ул. Третьего Интернационала в кухню детского питания за едой для младшего брата, а по дороге изучаю витрину "Гастронома", где выставлены малодоступные сладости, напротив кинотеатр "Октябрь", где афиша рекламирует фильмы: "Ошибка инженера Кочина", "Петер". Напеваю: "Ах, ручей, чей ты, чей— - Я от снега и лучей, я бегу, я смеюсь, я сейчас с другим сольюсь..."
Единственный раз с другом зашёл с замиранием сердца в "Кафе". Друзей хватало. Двор был с явным преимуществом еврейской детворы, русской была одна, для нас "взрослая" девушка - авторитет и источник поклонения. В нашем дворе жила семья Гитлевичей с Сёмой, Аней и крикуном Мишей - их ждало сиротство в военное лихолетье, а семья Хаимовых - Боря и Женя (их родня) уже и до войны жили трудно: отец инвалид с нарушениями психики. Боря был заводилой среди детворы двора, меня угнетал его эгоизм, но я ещё не понимал, что это следствие нищеты, а сестра Женя - рыжеволосая и тихая... Уходить от немцев им пришлось без помощи взрослых, но выжили, Борю я нашёл в Брянске (командировка в 1961 году), он был уже главным инженером завода стройматериалов.
Росли без материального достатка и дети в семье Дынкевичей - Юзя и Майя, да и взрослая жизнь не радовала их достатком и удовлетворённостью.
Жил в нашем доме пожилой чудак-еврей Ходос с сыном Исааком, у него мы таскали махорку, а вот в 1941 году его изловил патруль, был он без паспорта, но всё же на шпиона не тянул - отпустили, а расправа в те дни была короткой - расстрел на месте. В городе было много провокаторов, людей, ожидавших немцев. Ближайшие наши соседи - приятели мамы Орловские: Ольга Яковлевна - улыбчивый и не избалованный жизнью человек, её муж Пиня, которого мы любили дразнить песней: "Гром ударил, дождь пошёл, Пиня золото нашёл..." Это была песня из единственного кинофильма о еврейской жизни "Искатели счастья". Была в этой семье рыжая круглолицая девочка Римма, к которой трудно было мне сохранить равнодушие, и ещё её угрюмый брат Нёма.
А вот на нашей улице жили и мои русские друзья. Уверенный в себе интеллигентный мальчик Витя Елисеев, увлечённый чтением и коллекционированием; простоватый Витька Борзов, обладатель самодельных арбалетов и инициатор вылазок в таинственный овраг. Был и состоятельный по отношению к нашей голытьбе - Гера. Он владел настоящим самокатом, был прилично одет, в его уютной квартире, помню, слушали сказку "о потерянном времени", а ещё он так аппетитно ел тёртую морковь с сахаром!
Читать я любил, помню свою первую "толстую" книгу "Приключения травки", а позднее географические романы типа "Навстречу гибели" и приобщение к философским изыскам - Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль".
Ну, а во дворе у нас был "штаб", сколоченный из досок, распределены ветви старой яблони для наблюдения за девочками, а в общественный погреб - "погребню" ставили арбузную корку со свечой и отверстиями для рта и глаз - было жутко. Лазили по садам, дрались без злобы, моей заступницей была сестра Дора, которая кулаками и напором укрощала любого. Из игр предпочитали лапту, когда темнело - пряталки.
Навещала наш дом родня. Жизнелюб Арон Цитовский - муж сестры мамы Маруси, играл на пианино бравурные мелодии по слуху, грамоты не знал ни музыкальной, ни общей. Был руководящим работником, в войну - парторгом фабрики, после войны - швейного цеха в Москве, но... получил срок в 18 лет, отсидел, пил бормотуху, угас без радости, в муках. Из Москвы к нам в Брянск приезжал муж и другой сестры мамы, Кати. Он, Яша Свердлов, служил в органах, а в чемодане он привёз пистолет и охотничье ружьё. Считалось, что он будет стрелять в Брянских лесах, но до этого, конечно, не доходило. Девушкой его жена Катя гадала ночью перед зеркалом со свечами. Впала в забытьё, было видение трёх мужчин, исчезающих один за другим. Так у неё было и в жизни - она пережила трёх мужей. Я помню их. Смутно - чахоточного Матоса на даче под Москвой, в Филях - отпаивание его молоком; второго её мужа — Яшу помню в виде воскового жёлтого трупа - смерть во время войны, а третий - жизнелюб с лёгким характером — Миша. Миша принял как-то ночью меня с напарником, прибывших с полуострова Мангышлак, тут же организовал ночное застолье. Незадолго до своей смерти он ел на даче у мамы в Малаховке вареники с вишнями, изготовленные Катей. Ел с таким удовольствием и смущением за свой аппетит - это было одно из последних удовольствий в его жизни. На Новый год в гостиной Брянского дома стояли у нас ёлки - большие деревья. Пахло мандаринами.
Свободное копирование
