С посёлком Володарского связано моё раннее безоблачное детство, но оно завершилось с отъездом семьи в город Брянск. Совершилось чудо пролетарской справедливости: простому рабочему (правда, передовику) дали богатую по тем временам квартиру в городе Брянске. Мы взяли пианино, одежду и переехали. Дом большой, деревянный, одноэтажный. Квартиры с отдельными выходами. Кто здесь жил, мы не знали, но остались кадки с цветами, а во дворе - курятник. На чердаке дома, куда из нашей кухни вела удобная лестница, обнаружил я дневники, где бывшим хозяином сделаны были записи о погоде, меню обеда, о мелких происшествиях - однообразная жизнь. Отсутствовали самостоятельные мысли, скучная упорядоченная жизнь обывателей. Но современность была представлена в доме ярким плакатом на стене: рука в рукавице сжимает змею - был расцвет ежовщины, активно уничтожались "враги народа". Понятие "обыватель" почти стёрлось, не было имущественного неравенства - одинаково распределялись немногие блага быта, но бесспорной истиной был всплеск надежд, социальная активность, прочная вера в построение лучшей жизни. Конечно, это не относилось ко многим тысячам репрессированных, невинных людей. Но их забирали ночью, о них не было ничего известно не только соседям, но и родным. Думалось - это чужие.
Наш двор был обширным с двумя выходами на перекрёсток улиц Пионерской и Соломона Урицкого (12/1). Помимо нашего дома, населённого четырьмя семьями, были ещё небольшие флигеля, большой погреб - "погребня", сарай, общественный дворовой туалет. Короткая улица Пионерская - от обширнейшего и глубокого оврага Судок спускалась к реке Десна. Включала в себя текстильную фабрику им. Сталина, две бани - старую у речки и новую, напротив нашего двора и ещё - продовольственный магазин "Мир". Дома одноэтажные, старые. Улица поросла травой, являла собой непритязательное предместье прошлого века, да и вторая улица Урицкого была такой же старой.
Магазин "Мир" - небольшой, очереди в нём не вмешались, выходили на улицу. Здесь мы часто стояли за хлебом, а иногда "давали" и сметану, и сахар, много реже - колбасу и масло. Напротив нас, на углу улицы Урицкого, был солидный дом и сад, где жил доктор Усанов, обыватели нашего двора, преимущественно евреи, с усмешкой наблюдали, как дамы семьи доктора совершали вечерние прогулки, "дышали воздухом". На этой улице редкий дом был без большого яблоневого сада. Конечно, были яблоки и в нашем дворе, но мы, мальчишки, предпочитали чужие.
Овраг - Судок был неизведанным и таинственным царством для детворы. Он был безлюден, на дно его вела крутая и протяжённая тропа, кругом заросли, царство бабочек и даже экзотических махаонов. Здесь была ближе и глубокая древность города, называвшегося от слова "дебри" знаменитых Брянских лесов - Дебрянском. Летопись упоминает о нём раньше, чем о Москве - в 1146 году, но построен был город ещё раньше. Здесь жили племена вятичей, они не платили дань киевским князьям. Князья вынуждены были строить города-крепости по реке Десне: Трубчевск, Брянск, Вщиж. Брянский Кремль в ХI-ХII веках был сооружён из дерева на склоне Покровской горы с видом на реку Десна, а с трёх сторон были ещё и крутые овраги.
Город был центром ремесла и торговли, татарские нашествия начала ХIII века мало затронули его - он был затерян среди лесов и болот. Брянск уцелел от разорения, стал центром княжества, а при князе Романе - тонком дипломате, вообще дружил с Ордой (как и многие города на Руси). Так было 110 лет, затем покорение Литвой, позже - вхождение в состав Московского государства. Процветал Брянск при Петре 1, здесь было организовано строительство гребных галер и барж для армии. И в настоящее время Брянщина - край промышленный, центр машиностроения, славится производством стекла. Художественные изделия Дятьковского завода знамениты алмазной гранью. Сам город Брянск уютно расположился среди возвышенностей, а мощные овраги, пересекающие его застройку, не уродуют местность, а придают ей привлекательность. Область никогда не была зажиточной, основная еда - картофель, сильны традиции патриархальности, позднее - не выветривающаяся зараза лже-коммунистических воззрений.
Но это моя родина, пусть подчас и дремучая, как её леса, но бесконечные луга, прозрачные речушки в берегах белого песка, картофельные поля, цветущая гречиха - белая, как молоко, голубой лён, люпин с его яркими сиреневыми, синими, красными цветами. Земля, воспетая Алексеем Константиновичем Толстым, Фёдором Ивановичем Тютчевым, усадьбы которых ещё сохранились здесь. Древние названия городов: Трубчевск, Севск, Карачев, Стародуб, Почеп, Унеча, Клинцы и рек: Трубеж, Ипуть, Неруса, Снежеть, Ветьма, Надва, Расуха, Вара...
Здесь мог бы быть грандиозный национальный парк, но... наше время внесло свой весомый "вклад" – область надолго поражена радиоактивным излучением Чернобыля - (1986г.)
Наша квартира в городе по меркам того времени была просто шикарной. Были сени с парадной дверью (всегда закрытой!), выход во двор и чулан. В обширной кухне главенствовала русская печь с лежанкой, а ещё были светлые окна, погреб, свой водопроводный кран и телефон!!! Это в 1937году! Ещё гостиная с шеренгой кадок с южными растениями вдоль окон (розы, рододендроны, фикус и др.), стояло приличное пианино. Здесь зимними вечерами было уютно на низкой кушетке перед открытой дверцей голландской печи с изразцами. Конечно, была и спальня. Это был далеко не типичный вариант деятельности сильного и активного в ту пору профсоюза, презиравшего "гнилую интеллигенцию", но облагораживающего быт своих передовиков-рабочих.
Я помню заседания "Союза воинствующих безбожников", куда меня брал с собой отец. Докладчик бубнил никому не нужную тягомотину, а члены артели активно пили пиво, пели, обсуждали свои дела. Был здесь набор музыкальных инструментов (духовые). Многие умели ими пользоваться, царило ненатужное веселье, искренность дружеских отношений.
А быт семьи определяла мама, её энергия, трудолюбие, любовь к жизни и к нам. Её и звали Куна-Либа (Люба). Она обычно пела, когда выполняла работу по дому, и не было для неё тяжких дел. Поэтому было у нас уютно, чисто, на столе вкусная еда (несмотря на весьма ограниченные доходы - зарплата отца). В наш дом с удовольствием шли люди. Сейчас, на склоне лет я могу полностью осознать счастье, приносимое такой женщиной в дом, такое редкое и нужное.
Я и старшая моя сестра не испытывали гнёта родительского воспитания, главенствовал метод наглядного поведения отца и матери - они жили хорошо, честно делали своё дело, не осложняли жизнь надуманными ситуациями.
Свободное копирование
