В начале октября вышло постановление правительства — вместо одной грандиозной на два миллиона киловатт гидростанции строить несколько, по двадцать — тридцать тысяч киловатт каждая, по менее полноводным рекам нашей страны — по Верхней Волге, Оке, Клязьме, Верхней Каме, еще где-то.
Значит, мы разъедемся, кто куда получит назначение. Тюрин и Анашкин оставались в Куйбышеве, Куманин мечтал о Калуге, где жили родители его жены. Бонч собирался подальше от Москвы, а я, наоборот, вознамерился устроиться к Москве поближе — во Владимире или во Ржеве.
Куманин, Бонч и я отправили письма начальнику Геологического отдела Семенцову, просили уважить наши желания. Вообще в те времена такие письма рассматривались как нарушения распорядка, считалось, что только начальству положено думать за своих подчиненных и решать их судьбы. А подчиненные должны покорно выполнять волю начальства.
Куманин и Бонч получили предписания выехать в Москву. Мы сердечно распрощались. Я продолжал ждать и беспокоился — скоро наступят холода, отправлять ли семью вперед, как решится моя судьба? Пришла телеграмма откомандировать Голицына в Москву. В середине октября я забрал семью, и с немногими вещами мы покинули Гаврилову поляну навсегда.
Свободное копирование
