Во всей стране существовала карточная система: по так называемым хлебным карточкам - талончикам на каждый день - выдавалось определённое количество граммов хлеба – в разных областях страны разное.
Нормы отпуска хлеба для жителей села определялись райисполкомами, исходя уже из выделенных для районов фондов. При этом нормы периодически менялись – чаще в меньшую сторону. В больших городах детям выдавали 400 г. в начале войны и 300 г. в 1944 г. Работавшим взрослым (служащим, как моя мама в то время) выдавали чуть больше – 350 г, рабочие на производстве получали 400 г., а трудившиеся на военных заводах, а также шахтёры и сталевары – даже и все 500 г., иногда со «спецдобавкой» в 150 г.
Но в деревнях и маленьких посёлках, вроде Терсы в Cаратовской области, где мы жили, снабжение было совсем плохое, да ещё и нерегулярное. Детям было положено всего 200 г в день (в блокадном Ленинграде – 125-150 г). Некоторых сельских жителей выручали довоенные запасы колхозного зерна (полученной за работу «по трудодням» пшеницы). Помню наши детские разговорчики и «сплетни» про «соседей-богатеев» Байгушевых, которые каждый день ели «белёные щи с пирогами» («белёные» - значило «со сметаной», а «пирогами» на Волге называли белый хлеб из просеянной пшеничной муки, в отличие от «хлеба», который выпекался из ржаной муки).
У нас, конечно, ничего этого не было. Никаких других продуктов уже практически нигде нельзя было достать. Сёстрам в техникуме что-то ещё перепадало из столовой, где студентов иногда кормили свекольной похлёбкой. В сельскохозяйственном техникуме, где они учились, на подсобном хозяйстве во время практики также ещё можно было что-то «раздобыть» из овощей. А вот в городах, особенно в технических учебных заведениях, студенты буквально пухли.
Ниже текст из интернета (см. Зефиров М.В. Дёгтев Д.М. «Всё для фронта? Как на самом деле ковалась победа», «АСТ Москва», 2009 г., с 342). «Наиболее голодными в СССР стали 1944-1946 гг. Это потом в художественных фильмах и литературе весну победного 45-го года будут изображать оптимистическим и счастливым временем. Вот выдержки из писем учащихся одного из техникумов страны, о содержании которых стало известно даже на самом высшем уровне.
Изголодавшиеся учащиеся писали:
«... Начиная с 1 числа, в техникуме не давали ни разу хлеба, все студенты слегли, некоторые начали опухать. Занятия прекратились, но отпуска не дают. Все очень ослабли».
«...Совершенно ослабли. Вот уже 9 число, но нам хлеба еще не давали ни разу, не знаем когда будет. Да притом у нас нет ни картошки, ни денег, пришел «капут».
«...13 дней живем без хлеба. В нашей группе две девушки опухли. Дров в техникуме нет, воды тоже, в связи с этим завтрак бывает в обед – одна свеклина, а обед – в ужин, ужина совсем не бывает. В техникуме сейчас такой беспорядок, такое волнение, студенты вовсю бунтуют».
…И мы с мамой недоедали – кроме скудной хлебной нормы других продуктов в деревнях по карточкам не выдавали. Я стал совсем хилым и слабым. Выдаваемый по карточкам «хлеб» имел лишь такое название… Он выпекался из смеси отрубей, макухи (выжатого из подсолнечных семечек жмыха), какого-то солодового клея и совсем небольшого количества настоящей муки. Практически это был маленький кубик, который можно было проглотить и разжевать за один - два глотка. Но его приходилось делить на целый день, растягивая удовольствие, чтобы «поесть» хотя бы два раза.
Обычно пока я нёс из сельмага до дома такой свой «кубик», я отщипывал буквально по крошкам все мельчайшие миллиметровые «выступы» на нём, «выравнивая» все его грани почти до «полированного» состояния. Главная задача была – удержать целыми крошки во рту, смакуя их и «растягивая удовольствие» как можно подольше… Других продуктов уже нельзя было получить даже по карточкам. Никаких круп, сахара и жиров тоже совсем не было.
В ту голодную весну 1944 года все люди, в том числе и я, ходили по колхозным полям и перекапывали буквально всю землю подряд, изредка добывая перемороженные за зиму случайно не убранные прошлогодние клубни. На только что засеянных пшеницей совхозных полях выбирали места, где собиралось больше птиц (значит там где-то было нечаянно просыпано из сеялки зерно) и, просеивая землю, собирали по зёрнышку свой мизерный «урожай». Однажды мне удалось насобирать таким способом полстакана уже немного проросшей пшеницы ! Найдя в огороде ещё и мороженную луковицу, оставшуюся в земле с осени, мама сварила вкуснейший суп – был большой праздник!
Кипяток заваривали высушенными тонко нарезанными ломтиками моркови (для цвета), вместо сахара – пили чай с меленькими кусочками высушенной вяленой белой кормовой свёклы. Но и эти «деликатесы» были не у всех (мы их выменяли как-то на уже известный, упомянутый выше старый «рыболовецкий» шерстяной мамин платок). Скоро и «чаепития» закончились. Весной стали употреблять в пищу «жареные» (на воде !) «лепёшки» из перегнивших за зиму и ставших мягкими дубовых желудей, попозже - маленькие завязи цветков - семян травы лебеды… От такого «питания» я сильно ослабел и, помню, в конце учебного года, возвращаясь из школы, едва мог донести свой школьный портфель с учебниками до дому, часто присаживаясь и отдыхая на солнышке…
В самой школе, на переменках между уроками мы играли «в еду» - каждый придумывал, какое блюдо он сейчас бы съел. «Блюда» были самые «фантастические» - из довоенной жизни. Фантазёры рассказывали друг другу «вкусные байки» и не у одного из нас от таких рассказов даже «слюнки текли» от мнимого удовольствия …
…Как-то к вечеру через село маршем шла воинская часть – пехотная рота. Солдат (красноармейцев, как тогда ещё говорили) на ночь стали размещать по домам. Домишко, где мы тогда жили, стоял на самом краю села у оврага. Распределив всех своих подчинённых по избам, в наше жилище последними пришли и остановились на ночёвку два командира – капитан - чернявый татарин и старший лейтенант – молчаливый парень-блондин – оба из Прикамья (в войну люди, знакомясь, интересовались, прежде всего - кто откуда, обычно все искали земляков и старались служить вместе). Я, конечно, радостно крутился возле них, с восторгом рассматривая их скрипящую кожаную амуницию и оружие (однако, несмотря на мою робкую просьбу, «подержать» в руках маузер не дали). Тогда только недавно ввели погоны, я впервые их увидел и усиленно запоминал какое количество звёздочек кому положено.
За ужином офицеры вытащили из вещмешков весь свой военный паёк, и я впервые после начала войны увидел настоящую КОЛБАСУ! Мне отрезали «аж два» кусочка (мама дала сразу скушать только один, второй отложила на завтра). Я, совсем изголодавшийся тогда, кажется, до сих пор помню вид и вкус этой колбасы... За столом пошли обычные расспросы – когда окончится война – и бычные ответы военных, сводившиеся к одному утешительному слову - «скоро». Рано утром следующего дня часть отправилась маршем дальше. Зато в школе я был в центре внимания, рассказывая товарищам в классе про ночевавших у нас в доме «командиров», об их оружии, а также о сроках окончания войны, полученных из "первых рук"...
В техникуме, где учились сёстры, в клубном зале часто показывали кино. Мама одно время работала там билетёршей. Я – ура! – стал бесплатно ходить в кино. Но запомнились только английские фильмы «Леди Гамильтон» и «Мост Ватерлоо» с незабываемым впечатлением от самих сюжетов фильмов и, конечно, необычной для нас тогда манеры игры корифеев: неподражаемо величественного в роли адмирала Нельсона знаменитого Лоуренса Оливье и загадочной, трагичной Вивьен Ли (прославившейся своей ролью Скарлетт в культовом американском фильме «Унесённые ветром» который был показан на экранах СССР значительно позже, только в 1990 г…). Но тогда, в войну это было моё первое знакомство с представителями знаменитой английской школы артистической игры…
Свободное копирование
