*****
Она ни разу не назвала меня по имени. Только Бонд. Я понимал, что это не дань моим внешним прелестям, а, скорее всего, комплимент плащу. Несколько раз я тоже называл ее Маргаритой. Реагировала Белла всегда одинаково и, честно говоря, более чем странно. Ее будто окунали в ледяную купель. Она съеживалась, хмурила брови, а в глазах появлялся металлический всполох, точь в точь как у литературной ведьмы, оседлавшей на подоконнике летающую метлу. За зиму, весну и лето я четырежды приезжал в командировки и в общей сложности насчитал ровно десять свиданий с моей гостьей из далекого туманного созвездия. Встречи проходили по стабильно накатанному трафарету. Мы не здоровались за руку, не замирали в объятиях, не млели от поцелуев. Но во мне постоянно тлел подведенный ко всем нервным окончаниям бикфордов шнур, при любой, даже случайной вольности готовый разнести в клочья нами же установленные условности и ограничения. В конце августа я с группой коллег улетал в Мюнхен на ХХ Олимпийские Игры. Беллы в городе не оказалось. По телефону мне сказали, что она на даче и будет через три дня. Поездка сулила незабываемые впечатления - восставшая из пепла Германия, вся элита мирового спорта и близкие друзья Миша Коркия, Зураб Саканделидзе, Леван Тедиашвили, Шота Чочишвили, Виктор Санеев, завоевавшие золотые медали. Катастрофа всех застала врасплох. В ночь с 5 на 6 сентября один из филиалов Главного пресс-центра, примыкавший к олимпийской деревне, был заполнен под завязку - по внутреннему кабелю из Канады транслировали матч из первой серии хоккейного противостояния советской сборной с заокеанскими профессионалами. Заодно, под шнапс и фисташки отмечали и мой день рождения. Далеко за полночь послышались выстрелы. В эти минуты палестинские боевики атаковали 3-х этажный спальный корпус с израильтянами. Не стану задерживать ваше внимание на тех печальных событиях. Они подробно описаны в моем очерке "Черный сентябрь Мюнхена" на сайте proza.ru. Олимпиаду удалось довести до конца, но все участники разъезжались с тяжелым сердцем. К всеобщему грустному настроению у меня вдруг возникли тревожные ощущения еще какой-то надвигающейся беды. Я всегда внимательно прислушиваюсь к предчувствиям. Поэтому прибыв в Шереметьево, сразу рванул во Внуково и уже вечером окунулся в хмельной от ранней осени Тбилиси. Обстановка вокруг была привычной для уникального места слияния культур Востока и Запада : умиротворение и галдеж, ослепительная пестрота базаров и скучный аскетизм спальных районов, фаэтоны с шарманщиками и выряженные по последней парижской моде черноокие красавицы. Плавный ход десяти безмятежных дней нарушило сообщение мамы:
- Тебе звонила женщина... С приятным тембром.
Я промолчал.
- Она оставила номер телефона. В Сочи.
- Назвала имя?
- Да, Маргарита.
Губы вдруг стали сухими, как будто залпом влил в себя стакан медицинского спирта. А предательская оскомина сразу заняла свое место у кадыка. Перетащил аппарат на длинном шнуре свою комнату и прикрыл дверь. Междугородний автоматический набор находился в зачаточном состоянии и связь осуществлялась через 07. Но у меня был пароль от программы "Время" и вызываемый абонент телефонистки подключали почти без пауз. После короткого зуммера послышался голос Беллы.
- Я в Сочи, в свадебном путешествии...
- Мне смеяться или лить слезы?
- Нам обоим не мешало бы выплакаться.
- Опять перед сном штудируете Шекспира в оригинале?
- Послушайте! Бонд! Вы можете хотя бы сегодня приструнить свой сарказм? Мне крайне важно увидеться с вами.
- Опять ищете подарок? Наверно, для более взрослого мальчика.
- Думайте, что хотите. Мы живем в гостинице "Приморская". Если не успеете застать меня здесь, запомните - мы уезжаем через два дня, первого октября, рейсом 1036, в 19 часов с минутами. Буду ждать вас в депутатском зале. Станьте напротив него и я выйду сама. Да, чуть не забыла. Обязательно в плаще.
*****
ЗАНАВЕС. Разговор и удивил и насторожил. Удивил каким -то странным креном нашего знакомства в сторонку мелодрамы. Этот жанр никоим образом не вязался с психотипом уже изученной мной недотроги. А настораживала нескрываемая тоска в голосе Беллы. Ну, что ж! Значит, надо ехать! Старый адлерский аэропорт был похож на воздушные ворота, ведущие не к одному из ведущих курортов страны, а к большому цыганскому табору, раскинувшемуся вокруг памятника вождю мирового пролетариата. Похожего комичного произведения я не встречал ни в одном, даже самом захудалом уголке необъятной Родины. Сотворить такую пародию на лениниану могли только окончательно спившиеся архитекторы и скульпторы. При летной погоде взлетно-посадочные полосы сутки напролет ревели, как прижигаемые раскаленным клеймом скакуны. Зала прилета не было и перронные автобусы вываливали бледнолицых соискателей загара под просторный шатер - навес со скрипучей лентой выдачи багажа. В противоположном левом конце привокзальной площади находилось двухэтажное серое здание "Интуриста" эпохи зарождения отечественной гражданской авиации. Следом тот самый, стеклянный куб для партийных и хозяйственных бонз, куда должны были прибыть молодожены. Доставила их воспетая советским искусством "Чайка". Я сидел наискосок от входа в депутатскую. Белла сразу увидела меня, быстро прошла в зал и тотчас снова оказалась на ступеньках. Заходящее солнце било со стороны моря, целясь в белые вершины хребта, загораживающего аэродром с севера. Отраженный свет прозрачной пеленой накрывал все пространство и летное поле и прилегающую территорию. Опять МИСТИКА в сюрреалистическом сопровождении оптического явления. На этом фоне казалось, что Белла, невесомая, воздушная, с переливом густых каштановых волос, не касаясь земли, плыла в сторону багрового горизонта, где должно было произойти какое-то знаковое представление. Видение исчезло, как только она зашла за угол павильона аэрокасс и исчезла в его проеме.
- Спасибо, что приехали, - не поднимая головы, почти шепотом произнесла Белла.
- Вы ведь соскучились по плащу? Вот он, любуйтесь...
- Бонд, а можно мы перейдем на "ты"? "
- Я с тобой на "ты" с первой нашей встречи. Но не вслух, а глазами. Мне казалось, что фамильярность раздражает твой слух.
- Поцелуй, пожалуйста, меня...
- Маргарита, тебе не кажется, что ты пока маленькая, чтобы брать пример с Анны Карениной? Да и я далеко не Вронский.
- Ты хуже чем Вронский... Поцелуй меня!
Я впал в ступор, не понимая побудительных причин происходящего. Как никак, свадебное путешествие, жених и невеста... Вдруг Белла, словно отогнав дремоту, встрепенулась, привстала на цыпочки, обвила за шею тонкими руками и прильнула к губам. Потом медленно отстранилась, уткнулась лбом мне в грудь и... зарыдала.
- Ради бога, успокойся, объясни, в чем дело, что стряслось?
- Я совершила глупейшую ошибку. Мне нельзя было выходить замуж. НИ-ЗА-КО-ГО! И, в особенности за этого человека. Мы друг другу совсем чужие. Словно созданы из разных материалов, по не совпадающим схемам.
- Но ведь тебя никто не заворачивал в бурку и не вез под венец?
- Я попала в темную полосу неадекватных поступков, из которой невозможно выбраться без потерь. Ты ведь ни разу не сказал, что любишь меня...
- Зачем драть горло, когда все понятно и слепому?
- Глупый, женщине надо ЭТО непременно услышать...
- Жаль, что не дорос до высот рокового обольстителя.
- Ты способный, у тебя все получится. Я счастлива , что тогда ты остановился и посмотрел мне вслед. А кортик - он стал символическим оберегом, защищающим меня от любых злых сил. Мне пора... Не знаю, встретимся ли когда-нибудь... Но дай слово, что пусть даже через много лет, ты хотя бы один раз позвонишь по тому телефону.
Вернувшись в Леселидзе, побрел к берегу, напротив спортбазы. Пристроился на обветшалом причале, с которого хорошо видны идущие на посадку лайнеры. А взлетающие не попадают в поле зрения, так как оторвавшись от полосы, прямо у кромки моря делают крутой правый разворот и уже в районе Лоо-Лазаревская начинают набирать высоту, выводящую самолет на заданный курс. Уже совсем стемнело, когда вернулся в номер, не зажигая свет и не раздеваясь плюхнулся на раздолбанную мощными атлетами кровать. И впал в легкий анабиоз, когда и спишь и бодрствуешь, а мысль трезво чеканит, разводит и снова собирает в единое целое калейдоскоп из всего виденного и пережитого. Под утро неожиданно раздался стук в дверь. Что-то внутри вздрогнуло и настороженно затаилось. В коридоре, переминаясь с ноги на ногу стоял Ованес Симонян, сменный начальник адлерского аэропорта, наш добрый отправитель по домам в самые пиковые летние дни всех просрочивших свои билеты влюбчивых жертв пляжных шашней и романов. Ованес жил в Леселидзе, недалеко от тренировочного комплекса и по выходным приходил на базу погонять мяч.
- Тенгиз-джан, привет! Я вечером заметил тебя в аэропорту. С девушкой. Она улетала?
- Да, на Москву.
- Рейсом 1036 ?
- Да. А что случилось?
- Самолет упал в море в 10 километрах от Лазаревской. Там очень глубоко, вряд ли что-нибудь найдут...
Целый год я жил надеждой, что она опоздала на рейс, не села в самолет, повздорила с мужем и вернулась в Сочи. Сидя у телефона, я второй раз в жизни обратился к Всевышнему с МОЛЬБОЙ дать мне возможность услышать ее голос. И накрутил диск. Трубку подняла женщина:
- Алло...
- Здравствуйте. Попросите, пожалуйста, Беллу.
Длинная пауза.
- А кто вы будете?
- Меня зовут Бонд. Я друг Беллы.
Снова пауза. Потом сквозь сдерживаемые слезы три, как удары хлыста слова:
- Беллы больше нет...
Оказывается и на небесах не до всего доходят руки!
Свободное копирование
