А еще через два месяца к нам приехала баба Лида. Она поселилась по другую сторону железной дороги, сняв комнату у одной местной женщины. Баба Лида, будучи зубным врачом (правда, не столь высокой квалификации, как ее покойный муж – мой дед), без работы не осталась: других зубных врачей в поселке не было (был врач только в соседней деревне), и пациентов было достаточно. Не знаю, как она доставала необходимые материалы (цемент для пломб и т.п.). Может быть, что-то она привезла с собой, как привезла великолепный набор зубоврачебных инструментов, подаренный ей когда-то ко дню рождения ее покойным мужем. Где-то нашлись «останки» сломанной бормашины с ножным приводом. Отец провозился с ней несколько вечеров и восстановил ее. Позже он иногда участвовал в делах бабы Лиды, выполняя работу зубного техника, а именно, придавал стальным зубным коронкам нужную форму в соответствии с восковыми слепками зубов ее пациентов. Необходимые для этого приспособления он изготовил сам.
Я вспоминаю об этом (и о многом другом) и удивляюсь, как он все умел, как он мог бороться в самых тяжелых ситуациях и умел находить выход из них. Я восхищаюсь и завидую ему: я, наверно, так бы не смог.
Иногда я приходил к бабе Лиде. Она говорила, что очень рада моему приходу, доставала из шкафа какую-нибудь еду, аккуратно делила ее на две равные части (мне и себе), и мы садились за стол. А потом баба Лида учила меня считать, вязать крючком, штопать носки и пришивать пуговицы.
Местная власть о нас позаботилась: в ближайшее лето нам выделили участок под огород. Участок находился не в самом поселке, а за пределами его – примерно километрах в полутора, потому что все более близкие кусочки земли, пригодные для огородов, были уже заняты местными жителями. С этим огородом у меня связаны неприятные воспоминания.
На огород надо было часто ходить: полоть, окучивать и т.п. В эти походы мама обычно брала меня с собой. Я еще ничего не умел, толку с меня было немного, но хоть что-то я мог сделать. Однажды, в очень жаркий день я быстро выдохся; работы оставалось еще много, и мама, пожалев меня, отправила меня домой. Дорогу домой я помнил хорошо. Я шел, смотрел по сторонам, и вдруг навстречу мне вышла откуда-то старушка с клюкой.
– Ты, мальчик, в поселок, наверно, идешь? – спросила она. – ты ведь не местный, приезжий. Места наши еще не знаешь. Иди лучше по этой тропинке, – она указала мне на узенькую тропку, уходящую в лес, – пройдешь через лесок и выйдешь к поселку намного ближе.
Я тогда, помня о бабушке, считал, что все старые женщины очень добрые. Я поблагодарил старушку и пошел по указанной тропке. Входя уже в лес, я оглянулся: старушка стояла на прежнем месте, смотрела мне вслед и улыбалась. Вскоре я заметил, что трава вокруг меня стала выглядеть как-то иначе: то ли цвет другой, то ли просто трава другая. А тропинка становилась все менее заметной: чувствовалось, что ходят по ней очень редко. Идти было очень приятно: земля подо мной стала пружинить, как хороший диван. Неожиданно я услышал мычание. Коров я боялся и сразу обернулся на звук, потому что тропинка поворачивала как раз туда, откуда доносилось мычание. То, что я увидел, привело меня в ужас: шагах в двадцати от меня из травы, покрывавшей землю, торчала коровья голова; корова отчаянно мычала, а голова уходила в траву все глубже и глубже. Прошло еще немного времени. Корова уже перестала мычать, а голова ее скрылась в траве, уйдя куда-то в землю. Мне стало страшно: я понял, что передо мной было болото. Болот я раньше никогда не видел, но еще в Емуртле мне о болотах рассказывал папа, когда, сообщив мне в примитивном виде закон Архимеда, он объяснял, почему человек может плавать в воде и почему он тонет в болоте.
Я повернулся и побежал назад. Старушку, конечно, я уже не встретил; я вышел на старую знакомую дорогу и по ней вернулся домой. Я потом долго думал (и до сих пор так и не додумался): что же плохого я сделал той старушке?
Свободное копирование
