На Украину мы приехали в заботливо приготовленный родителями отца, дом. С Валей началась бурная переписка: письма, фотографии, обмен марками, картинками с конвертов, потом Харитонова перевели в Новосибирск, где Валентина окончила институт, и когда начали строить Новосибирское метро, в середине семидесятых, она, задействованная в его оформлении, приехала в командировку в Киев для ознакомления с нашим метро после Ленинградского, Бакинского, и Московского, - и мы с ней встретились. Из Ленинграда она привезла в подарок мне и мужу дивные две чашки Ломоносовского завода, которые давно благополучно разбились. Мы прошлись вдвоем по Киеву, купили какую-то красиво упакованную бутылку, поговорили. Потом постепенно переписка заглохла. Умер ее отец, сильно болела мама, потом тяжело и надолго заболел мой муж. О его смерти она узнала от моей мамы, т.е. около 7-8 лет она не в курсе моих дел. От нашей дружбы осталось много фотографий постепенно взрослеющей подруги, ее друзей, сестры, стареющей мамы…И память. Недавно обнаружила упоминание о Валентине в Интернете.
Советская Сибирь
Новосибирская областная газета
11.10.2002
За достижение высоких результатов в боевой подготовке, образцовое исполнение служебного долга и в связи с 50-летием со дня образования войсковой части 58133 областной Совет наградил Почётной грамотой:
Харитонову Валентину Владимировну — заведующую отделением декоративно-прикладного искусства Новосибирского областного колледжа культуры и искусств
По телефону поговорила и с Валей, и с мамой. Но переговоры по стоимости почти равны несбывшимся переговорам с Нью-Йорком, о поездке в Россию и говорить нечего – и не только из-за денег… Кто мог подумать, что эту страну будут потрясать такие ужасы, да и кто из славянских, по крайней мере, республик, думал о себе отдельно от России? Но так случилось. И что наша разобщенность по сравнению с трагедиями Буденовска, Норд-Оста, Беслана? Только одно – спаси и сохрани, слова из глубины памяти, искренние и наивные, хотя не спас и не сохранил… Может соберусь с силами и напишу ей пространное письмо.
Так вот, зимой 1956 года мы оказались в Золотоноше. Конечно, после одной огромной комнаты в Шатках, наличие трех комнат в стареньком доме вызывало определенное уважение. Папа, как и я впоследствии, всегда был непрактичным (что всегда для меня было положительным его и моим качеством). Поэтому обустройство дома, подведение его под фундамент, он оставил на потом. Сначала был построен сарай, на два отделения, в одно помещение подведена вода, а в другом хранилось топливо: дрова и уголь, и сделан насест для куриц. Папа был дальновидным в отношении подведения воды. Со временем около крана был поставлен стол, напротив – диван, на котором частенько, выпив больше отмеренной мамой дозы, спал отец, утром жадно запивая вчерашнее веселье холодной водой. Дорожки от калитки к дому, сараю, и к кирпичному «домику задумчивости», пол которого был выложен плиткой. А дом обложить кирпичом папа не успел, как и не успел подвести его под фундамент. После возведения пристроек стало обживаться земельное пространство, и хотя оно было небольшим – места хватило для белой черешни, нескольких яблонь, слив, вишен, несколько кустов белой, красной и черной смородины, крыжовника, возле туалета была высажена малина, клубника. У нас появилась собака Шутик, названный за не полностью закрывающуюся пасть и, по этой причине, всегдашнюю «улыбку». Шутик погиб, как и погибла кошка. Случайно ее закрыли в духовке печки, где она отогревалась после мороза. И она задохнулась. Больше животных мы не заводили.