Мурманск
Крупные люди, неторопливая мощность и стойкое упрямство работы -это впечатление закрепилось у меня на все дни в Мурманске и всея дни жизни...
Всюду видишь, как разумная человеческая рука приводит в порядок землю, и веришь, что настанет время, когда человек получит право сказать: Землю создал я разумом моим и руками моими.
М. Горький. На краю земли. 1930
Мурманск запомнился сопками, пронизывающим ветром, шквалами, когда детей не выпускали на улицу, а вечером мы слышали от взрослых, что унесло сейнер в открытое море, и, дай Бог, чтобы все остались живы, что кто-то пропал, что пора менять канаты на пешеходных деревянных дорожках… Жили мы у проводницы в деревянном доме, первое, что сделали родители – попытались избавиться от кишащих в расщелинах бревен клопов. Все пропахли керосином, зато победа осталась за нами, и спокойный сон был гарантирован. Хозяйка часто была в разъездах, а ее сын – десятиклассник Володя на два года нашего пребывания стал добрым другом и моей сестре, и мне. Он научил меня кататься на лыжах, угощал упомрачительно вкусной картошкой, а после того, как я начала читать – доверил невероятных размеров книгу – сборник стихов Маяковского с его же рисунками. Кроме «Что такое хорошо», ничего из стихов выдающегося поэта не запомнила, но рисунки к «Окнам Роста» произвели неизгладимое впечатление, благодаря, наверное, четкости образов и рекламного мастерства. Однажды мама заболела и попала в больницу. Люду отправляли в школу, а за мной отец присылал солдата с санками, и я ехала в воинскую часть, обедала вместе с папиными сослуживцами, такими же офицерами-фронтовиками, смотрела кино в красном уголке или засыпала в комнатушке интенданта. Остались в памяти смерть соседского мальчика, непонятность и неосознанность происшедшего, бесконечные полярные ночи и ослепительное северное сияние, дрожащими бликами разрывавшее небо.
Хозяйская коза Нюрка, которая иногда сторожила меня и не давала выйти из комнаты, если нужно было взрослым отлучиться на короткое время… Перевернутый нечаянно мною керогаз и пламя в коридоре, которое благополучно потушили, и никто не пострадал, только стены и пол остались закопченными и долго в квартире стоял запах гари. Моих фотографий того периода у меня не осталось. Есть только снимок отца в военной форме с товарищами. Они вышли налегке, наверное, это была весна, в форме. У меня много фотографий отца с друзьями, а со мной – только в детстве, когда я на руках у него, худого до неприличия, и радостно улыбающейся матери, - да и та потеряна. И воспоминания какие-то расплывчатые, бесплотные. Ни чувства радости, ни печали, ни каких-либо ощущений. Только отдельные немые кадры. Смутно помню, что отец читал газету, и вдруг услышал, как я по слогам произнесла какое-то крупно набранное слово. Папа изумился, указал еще на одно слово, я и его прочла, и пошло-поехало. С пяти лет книги - верные спутники и друзья, которые никогда не подвели и не предали.
