Малая родина

Глава 1. Малая родина

 Законы природы не изменились.

 Старея, народы и люди

 идеализируют своё прошлое.

 Н. Ален

 Родился я в деревне Матаны Островского района Костромской области, недалеко от родовой усадьбы семьи знаменитого драматурга Александра Николаевича Островского, где им был написан ряд пьес. В соседнем районе находится село Сусанино, названное в честь героя смутного времени Ивана Сусанина. Моими родителями были крестьяне, жители нашей деревни Василий Павлович и Ульяна Петровна, которым посвящена отдельная графа воспоминаний. Деревня состояла примерно из 25 домов, стоявших вдоль дороги с обеих сторон. Дома естественно, были все деревянные, как правило, с маленькими окнами, с крышами обычно из дранки, реже из соломы или железа. Кстати, наш дом был самым красивым в деревне, с большими окнами с резными наличниками, и именно у нас останавливались бригады гастролирующих артистов и разные инспектора. В деревне имелась начальная школа.

Кстати, наша глухая деревушка, как я позднее выяснил из исторических документов, высветилась в описании поездки наследника императорского престола, впоследствии царя Александра Второго. В марте 1837 года, следуя по тракту в губернский город Вятку, он остановился именно в деревне Матаны, зашёл в дом одного крестьянина, поговорил с хозяином и пожаловал ему 100 рублей, сумму по тем временам огромную.

 Вблизи, в низине, протекала небольшая речка Киш-Киш, название имеет, видимо, татарское происхождение. В летнее время, в сухую погоду, она сильно пересыхала и превращалась в речушку шириной от двух до четырёх метров и глубиной до полуметра. Однако в период весеннего половодья она превращалась в бурлящий поток шириной до 10 метров, глубиной метра 3, на поверхности которого неслись с сумасшедшей по моим понятиям скоростью разные предметы: доски, небольшие деревья, какие-то брёвна. Было страшновато даже смотреть на этот разгул стихии. Никто из ребят не пытался переправиться на другой берег в это время, боясь утонуть. Вокруг деревни было несколько распаханных полей, которые засевались разными сельскохозяйственными культурами. Но главное, это - леса, которые подходили близко к деревне и простирались на большие расстояния. В лесах было многое, что поддерживало жизнь деревни: деревья для постройки домов и заготовки дров, разнообразные грибы и ягоды. Через деревню проходила грунтовая дорога, идущая с запада на восток: на западе находились районный центр Островское (ранее оно называлось Семёновское-Лапотное) и крупный по нашим понятиям город Кинешма, а на востоке - города Кадый и Макарье.

 История возникновения деревни мне неизвестна, однако опубликован исторический факт, что 15 марта 1837 года наследник императорского престола, будущий император Александр Второй, проезжая по тракту в город Вятку, остановился, посетил дом крестьянина деревни Матаны и пожаловал ему сто рублей. Ближайшие деревни отстояли по обе стороны на 2-3 километра. Ближней деревней в сторону Островского была деревня Кашеедово, далее большое село Клеванцово, деревня Козловка, рядом с которой в бывшей помещичьей усадьбе располагался Дом инвалидов. В направлении Кадыя рядом находилась деревня Гремячево, далее - Полоски, село Дымница, в котором работал леспромхоз и небольшой лесопильный завод. Около Дымницы находились обширные болота, на которых в сезон созревания клюквы жителям окрестных деревень удавалось собирать большое количество этой удивительной ягоды. В лесах, окружавших деревню, созревал богатый урожай грибов разных видов: белых, подосиновиков, подберёзовиков, груздей, рыжиков, волнушек, маслят, лисичек. Опята, а также всякие свинушки, чернушки не считались съедобными. Из ягод, помимо клюквы, много собиралось черники, брусники, смородины, малины, земляники. Всё это служило хорошей добавкой к бедному и скудному рациону питания сельчан. В нашей деревне, как и в ближайших селениях почему-то отсутствовали какие-либо плодовые деревья – яблони, груши, сливы, вишни, возможно из-за отсутствия морозоустойчивых сортов. А погода в наших краях в зимнее время была суровая, с морозами до 40 градусов, как это было, например, в 1941 году.

 В деревне в своё время был организован колхоз «Красный Октябрь». На его полях выращивали разные культуры - рожь, овёс, пшеницу, горох, картофель, лён, свеклу, репу. Имелась также небольшая животноводческая ферма и пасека. Рядом с домами располагались приусадебные участки, в которых имелись кусты смородины, грядки моркови, огурцов, зелени, но не было помидоров. Для посадки картофеля дополнительно выделялись участки на окраине селения. В деревне проживало примерно 70 жителей, в семьях было от 2 до 5 детей. Рождалось больше, но многие дети умирали, не достигнув 2-3 лет. Рост мужчин составлял 160-170 сантиметров, редко достигал 180 см. Каждая семья имела обычно корову, одну или несколько овец, иногда свинью, десяток-другой кур, редко заводились гуси.

 Дома, как правило, пятистенные располагались на косогоре, в линию, параллельно единственной дороге, вдоль речки. В доме, в центре основной жилой комнаты располагалась большая русская печь размером 2,5 на 2 метра, которая при основательной протопке хорошо обогревала помещение и сохраняла тепло в течение суток. В ней же готовилась и горячая еда на всю семью. Обычно в доме складывали ещё небольшую печку, так называемую голландку, для дополнительного обогрева помещения в холодное время, приготовления небольших порций еды и кипятка. В период коллективизации несколько семей было раскулачено, хотя на самом деле это были наиболее работящие семьи в деревне, в которых было несколько трудоспособных членов. В 1937 году был необоснованно арестован и осуждён один сельчанин – председатель сельсовета по фамилии Борисов, его жена и дочь не были репрессированы и остались жить в деревне.

 Земли в этих краях - бедные супесчаные, урожаи низкие, поэтому уровень жизни сельчан был невысоким. Впрочем, в предвоенные годы, когда я жил в деревне, сельчане хотя и жили небогато, но не голодали. С весны до поздней осени крестьяне с раннего утра до позднего вечера работали на полях, на своих приусадебных участках, ухаживая за домашними животными без выходных, получая за свой тяжёлый труд в колхозе натуральную оплату трудодней зерном, овощами, мёдом. Особенно тяжело приходилось женщинам, поэтому они, как впрочем и мужчины, рано старели и в 40 лет выглядели пожилыми. Декретных отпусков не было, и беременные женщины зачастую рожали на работе. В частности, я также родился в поле в религиозный праздник иконы Казанской божьей матери или попросту в Казанскую. Летом в каждой деревне был свой престольный праздник. В нашей деревне таким был Петров день в средине июля. В этот день во всех семьях устраивались праздничные застолья, приезжали родственники из близких и дальних мест. В течение года мужики, не говоря уже о женщинах, практически не употребляли спиртное, но в праздник некоторые из них напивались, из-за чего изредка случались и драки, и разборки. Но я не помню случая, чтобы это закончилось трагически, ограничивалось разбитыми носами или синяками под глазом. Некоторые мужики, в том числе и мой отец, в этот день играли в карты на деньги, естественно ставки были небольшими, ведь больших денег ни у кого не было.

 Женщины и дети в редкие нерабочие дни участвовали в таком мероприятии, как катание яиц. Оно заключалось в следующем: выбиралась ровная площадка без травы, устанавливался под достаточно большим наклоном жёлоб, полукругом на расстоянии 2-3 метра от нижнего конца жёлоба расставлялись варёные куриные яйца и по очереди участники игры ставили своё яйцо на верхний конец жёлоба, оно скатывалось вниз и катилось дальше в сторону расставленных яиц. Когда скатившееся яйцо попадало в одно из расставленных яиц, это яйцо переходило в собственность выигравшего, и его владелец получал право на повторный опыт. Неудачник становился в конец очереди. Игра продолжалась до тех пор, пока не было выбито последнее яйцо. Затем игра могла начинаться заново. Несмотря на ее примитивность, игра, в отсутствие других развлечений, пользовалась большой популярностью. Я в ней тоже участвовал. Но чаще, летом, когда не было дождя, почти ежедневно мальчишки играли в лапту, когда на сравнительно большом ровном участке гоняли плотный матерчатый мячик размером с теннисный, стараясь с помощью закруглённых на конце палок - бит забросить его в ворота соперничающей команды. Число участников каждой из двух команд могло быть любым, но равным.

 Очень популярным праздником была Масленица. В этот день по деревне ходили ряженые, заходя в каждый дом, где им давали разные гостинцы, но в первую очередь горючие материалы для костра: жерди, доски, старую сломанную мебель, веники и прочий хлам. Всё это складывалось в большую кучу, наподобие стога и поздно вечером поджигалось в присутствии почти всех жителей деревни. Гулянье продолжалось до поздней ночи, по мере сгорания костра смельчаки перепрыгивали через него. Для этого дня готовились блины, вкусные мясные блюда, которых не было в обычные дни. В общем это был настоящий праздник, особенно для детей.

 В деревне не было церкви, и верующие, а это были в основном женщины, по большим религиозным праздникам ходили с детьми в ближайшую действующую церковь в село Ивановское, расположенное на расстоянии примерно 10 километров от деревни. В этой церкви я был в один из религиозных праздников, я хорошо запомнил этот день. Спустя год-два в этой церкви во время богослужения по случаю большого религиозного праздника, когда большая церковь была заполнена народом, кто-то крикнул: «Пожар», люди в панике бросилась на выход, образовалась давка, в которой погибло, как говорили, 17 человек. Никакого пожара однако не было. Видимо, это были или провокация, или хулиганство.

 Когда-то в дореволюционное время в центре деревни стояла часовня, затем она была разрушена, а иконы разнесли по домам. С ней было связано одно происшествие. Однажды, спустя много лет, может быть для выравнивания дороги, по участку земли, где раньше стояла часовня, прошлись плугом. Неожиданно на поверхности почвы появились большие старинные серебряные монеты диаметром примерно 6 сантиметров. Быстро почти вся деревня сбежалась к месту клада с лопатами и принялась перекапывать всё кругом. Многим, в том числе и мне, удалось выкопать по нескольку монет. Это оказались тяжёлые серебряные рубли времён царствования Екатерины Великой с её тиснёным портретом. Видимо под часовней бывшие церковнослужители когда-то спрятали эти рубли и в дальнейшем не смогли их изъять.

 В деревне было всего две или три русские бани, но чаще всего люди парились дома в русской печке. Печка хорошо протапливалась, слегка остужалась и члены семьи по очереди, часто по двое забирались внутрь печи. Заранее готовились ошпаренные берёзовые веники и тазы с водой, в печке тела хорошо прогревались и пропотевали, хлестались вениками, затем отмытые и помолодевшие люди выбирались из печи, обмывались водой в тазу, и на этом процедура заканчивалась. Поскольку в хозяйствах селян отсутствовали утеплённые помещения для скота, то зимой во время отёла коров и окота овец новорожденный приплод заносился в жилые помещения, и он пребывал в них в течение нескольких дней, пока не достигал определённой кондиции и жизнестойкости. Можно представить, какой смрад был в жилых помещениях от этих телят и ягнят.

 Костромская область относится к центральным регионам старой Руси, здесь сохранился русский язык с чистым произношением без особого влияния каких-либо диалектов, без московского «аканья». Но некоторые особенности врезались в память. Так, женщины вполне дружественно обращались друг к другу, обычно используя слово «дура», видимо, имея в виду обращение «подруга». Например, «Дура, ты что сегодня варила на обед?» Но ни в коем случае аналогичное слово «дурак» не применялось по отношению к мужчинам. Почему это так сложилось, я не представляю.

 После Великой Отечественной войны, с которой вернулись лишь малая часть фронтовиков, и в условиях больших ограничений на подсобной хозяйство наша деревня, как и большинство малых деревень, стала постепенно вымирать. Особенно тяжёлым для сельчан оказался неурожайный 1946 год, когда весной заканчивалась даже картошка, и приходилось есть лебеду, коренья, съедобную кору деревьев. Как обычно, сначала выехали люди молодого и среднего возраста, а пожилые и старые люди уезжали последними или умирали. Когда в 1970 году мы с братом Геннадием и женой Валентиной посетили родную деревню, в ней осталось менее половины жителей. Часть домов была перевезена в более крупные поселения, другие просто брошены.

 К 1980 году в деревне не осталось ни одного человека. Поля перестали обрабатываться и стали зарастать кустарниками и сорными травами. И сотни тысяч таких забытых деревень и полей в стране вопиют о трагедии русской деревни и её жителей. А можно было решить эту проблему по-другому, сохранив, конечно, сельское хозяйство и укрупнив поселения. Пожалуй, лучшим вариантом было бы обновление русского Черноземья и Нечерноземья на базе новейшей техники, удобрений, племенного животноводства, продуманной сельхозкооперации. Вместо этого убухали огромные финансовые и людские ресурсы в освоение целины, основная часть которой впоследствии отошла вместе с жителями к Казахстану. И сделать это было можно даже при меньших затратах ресурсов. Пример этому - развитие сельского хозяйства Беларуси.