Андрюша

Андрюша

1953 год — время счастливых событий в нашей жизни. Страшный Сталин, чудившийся нам вечным, вдруг неожиданно умер!

Героическая мама добилась разрешения на переезд к нам и в начале сентября приехала в Богучаны.

3 октября родился Андрюша — мое настоящее счастье. Когда в начале года, я поняла, что у меня будет ребенок, мои приятельницы пришли в ужас: считали, что мне не выдержать. Нервы Ивана Корнильевича были напряжены до предела, и наша жизнь была по-настоящему трудной. Я написала маме горестное письмо о том, что женская половина моих друзей уже договорилась с врачами о прекращении беременности. Неужели я не могу себе позволить такого естественного женского счастья иметь двоих детей? И мама прислала телеграмму! Так начался Андрюша. Собственно, ждали мы Наташу. Это так вошло в нас, что когда мы через десять лет в Эстонии строили дом, с величайшими трудностями создавая его, он стал у нас называться Наташей.

Иван Корнильевич в шутку говорил: «А вдруг будет Андрюша?» Так оно и оказалось!

...Но сначала приехала мама. Этого не передать никакими словами! Испугалась нашему виду, очаровалась Николкой. Местное население было заинтересовано новым врачом. Первые два дня ее называли «матерью Тамары Павловны», потом прочно я стала «дочерью Клавдии Николаевны». Маму все полюбили.

Этому приезду предшествовала долгая борьба. Сначала мама надеялась, что меня с семьей выпустят к ней. Но Красноярский край крепко держал своих ссыльных. Хлопоты мама начала еще в 1950 году.

Сохранилась копия телеграммы, посланной мамой в Управление СПМВД генерал-майору Прошину:

«Умоляю до закрытия навигации ускорить разрешением через ОСМГБ направление моей единственной дочери административно высланной Лаговской Тамары Павловны мужем из Богучан Красноярского края в Павлоградку Омской области к матери. Повторная просьба лично Вам подана 12 июля. Врач Бежаницкая».

И ответ:

«5. IX. 1950. Рассмотрено в УМГБ Красноярского края и в просьбе ей отказать т. к. ее дочь должна отбывать ссылку в Красноярском крае».

После множества промежуточных прошений и отказов — бумага из Министерства здравоохранения:

«В Управление кадров Министерства здравоохранения РСФСР поступило письмо от врача Бежаницкой К. Н. о переводе, согласно разрешения МВД, в Красноярский Крайздравотдел по месту работы дочери. Учитывая, что врач Бежаницкая К. Н. имеет преклонный возраст, Управление кадров Министерства здравоохранения РСФСР считает, что просьбу врача следует удовлетворить, освободив от работы в области, и выслать в ее адрес трудовую книжку».

И наконец выписка из приказа № 49. По Богучанскому Райздравотделу от 10. IX. 1953.:

«Врача Бежаницкую Клавдию Николаевну принять на должность рентгенолога-фтизиатра районной больницы с 10. IX. 1953.».

Ночь со 2 на 3 октября я спала плохо. Встревоженным маме и Ивану Корнильевичу сказала, что у меня болел зуб, и спокойно проводила их на работу, а сама спешно постирала Николкины вещички, прибежавшего с работы меня проведать Ивана Корнильевича попросила отвести Николку к Сусанне Эмилиевне, а меня проводить в больницу. Не знаю, как я прошла два километра. На скамейке, около больницы, сидела артистка Ларская, с которой я вместе была в Баиме, заботливо хотела меня усадить, чтобы я отдохнула, но я сказала, что, пожалуй, у меня нет на это времени. Акушерка меня сразу же положила на стол, горестно посетовав, что и накануне она не смогла в три часа освободиться. Я сказала, что постараюсь не задержать. Все произошло быстро. Дежурный врач позвонил маме в поликлинику, поздравил ее с внуком. Мама даже не сразу поверила.

Все та же прекрасная литовка-санитарка была душой родильного отделения. Накануне у жены милиционера родился мальчик. Он весил 5 килограмм (мой Андрюша — 2 800), был красный, на головке еще осталась большая шишка от трудных родов. Наша милая санитарка клала голеньких малышей рядом, приводила их в порядок, делала с ними гимнастику и, показывая на маленького желтенького Андрюшу (настоящий япончик!), ласково похлопывала большого, красного сына милиционера и говорила: «Смотри, никогда не арестовывай этого!»

Главврач — доктор Намгаладзе, зная, что я ждала девочку, поздравляя меня, сказал: «Не огорчайтесь, пройдет не так много времени, и он приведет вам Наташу».

В годы разлуки мы с мамой часто писали друг другу, но времена были такие, что никто не доверял письмам свои откровенные высказывания. Кроме того, мама не хотела волновать и огорчать меня. Теперь я выспрашивала все подробности пережитого.

Итак, в начале апреля 1949 г. мама с Зоей и Сашенькой Переверзевыми и их тетей Марией Ивановной Николаенко прибыли в село Черлак Омской области. Устроились, как могли. Мама работала врачом в амбулатории и всех содержала. Зоя окончила 10-й класс и осенью поступила в Омский медицинский институт. Этого пришлось добиваться — для ссыльных требовалось особое разрешение. Сашенька училась в школе, Мария Ивановна вела хозяйство.

1950 г. был всплеском сталинских бесчинств. Против многих ссыльных выдвинули фантастические обвинения, начались аресты. Мама считала, что еще легко отделалась.

Я узнала о бедах, которые начались в марте 1950 г., когда они уже миновали.

Сохранились эти несправедливейшие документы.

Выписка из приказа по Черлакскому райздравотделу от 3. III. 1950 г.:

«Неоднократной проверкой работы врача райамбулатории Бежаницкой Клавдии Николаевны установлены факты неправильной выдачи справок об освобождении от работы, небрежное оформление медицинской документации, нарушение режима амбулатории в ведении приема больных.

На основании допущенных нарушений медицинских установок приказываю: врача Бежаницкую К. Н. с работы снять с 4. III. 1950 г.

Зав. райздравотделом (подпись)».

Мама обратилась в исполком. Письменный ответ был следующий:

«На Ваше заявление исполком районного Совета депутатов трудящихся сообщает, что Райздравотделом за ряд нарушений в работе Вы уволены правильно».

А председатель исполкома сказал: «Вполне достаточной характеристикой является уже одно то, что вас выслали в Сибирь. Поэтому мы знаем, с кем имеем дело».

В самый разгар этого бедственного положения (мама была единственная зарабатывающая, никаких денег не было) маме сообщили причину высылки — совершенно фантастическую.

Выписка из протокола № 40-а Особого совещания при Министерстве Госбезопасности Союза СССР, от 23 июля 1949 г.:

«К. Н. Бежаницкую, Переверзеву Зою, Николаенко М. И. как семью националиста выселить на спецпоселение в Омскую область под надзор органов МВД. Имущество конфисковать. Сообщено 15. III. 1950 г. Черлак».

Кто был этот мифический националист (очевидно, эстонский, потому что русские могут быть только патриотами!) и как у него могла быть русская семья, состоящая из людей, не связанных между собой узами родства, — так и осталось неизвестным. Маминой рукой написано:

«Выслана в Сибирь 25. III. 1949. Постановили меня выслать — 23. VII. 1949. Сообщили об этом через год!»

К счастью, в это неблагополучнейшее время из Крайздрава приехало какое-то начальство, и мама обратилась к нему, прося снять несправедливое обвинение и восстановить на работе. Человек оказался порядочным. Он сказал, что это не в его возможностях, но у него достаточно власти, чтобы перевести маму на другое врачебное место — например, в Павлоградку. Это было спасением, но представляю себе, как труден был переезд, как нелегко было снова устраиваться и все налаживать. Я была тогда встревожена перерывом в переписке и новым адресом. Наконец узнала правду.

Маме очень помогала тетя Зина, доктор Богданов присылал нужные оставленные вещи, даже ковры, чтобы было уютнее. В Тарту Любовь Александровна Курчинская организовала маме посылки. Но мама понимала, что и сама Любовь Александровна и помогавшие ей не более обеспечены, чем она сама, — благодарила и просила не беспокоиться. Времена для всех были трудные.

После рождения Андрюши я перестала работать. Благодаря приезду мамы жизнь стала совсем счастливой. Мы не могли нарадоваться на детишек. Они были совершенно разные, очень забавные и интересные.

Андрюше был год, когда Богучаны опустели от ссыльных — большинство, получив паспорта, уехало. Мы никуда двинуться не могли: мама по-прежнему половину своей зарплаты посылала Сашеньке. Героическая Зоя жила на стипендию и приближалась к окончанию университета.

Положение бывших ссыльных было далеко не блестящим — в больших городах жить не разрешалось. Огромное значение имел XX съезд Партии в 1956 г. Сталин был разоблачен, пострадавших начали реабилитировать. Спасибо Хрущеву.

С Ивана Корнильевича и с меня ссылка — бессрочная — была снята, но мама по-прежнему числилась переселенной. Движение для нас было возможно в пределах Красноярского края, и мы решили ехать «на юг», в Минусинск. Летом 1955 г. мы начали наше путешествие.

Сохранилась тетрадочка, испорченная мышами, в которой записи словечек Николушки и Андрюши, сделанные мною в 1955 г. Начинается она так:

«Эту тетрадочку я пишу для вас, мои дорогие мальчики. Может быть, ей посчастливится, и она сохранится до того времени, когда вы оба будете уже взрослыми. И тогда, перелистывая эти странички, вы вспомните маленький белый домик на краю таежного села, цепь холмов, покрытых лесом, величавый голубой простор красавицы Ангары и свое давно прошедшее детство.

А пока вы еще совсем маленькие: Николушке три года и девять месяцев, а Андрюше год и четыре месяца. Себя Андрюша называет «Адя», вместо «мама» и «папа» говорит «мапа и пама», «ляля» (Коля),«бабика» (бабушка).

Николушка говорит без умолку. Вот его некоторые словечки.

— Мама, в пустыне живут лефы (львы), а коровы не живут.

— Дай мне какую-то ревку (веревку). Зато почки он называет далеко не сокращенно, и когда у нас рассольник, объявляет: «Сегодня у нас суп с попочками».

— Мама, у птичков братики есть? Ну, конечно, есть! Ведь как же без братиков? Никак! (Это на тему об Андрюше).

— Я люблю маму, папу, бабушку, тетю нашею (Сусанну Эмилиевну) и Деда Мороза (последнее чувство явно корыстное).

— Я Мойдодыр наизусть знаю! — хвастается его друг Миша.

— А я свой Додыр разорвал! — грустно говорит Николка.

— Давайте сделаем из него кучело! (чучело).

— У волчка лопнула кружина (пружина).

— Мама, я видел — большой самолет летел, летел и спрятался внутрь неба!

— Мама, а у птички нет пропеллера? Объясняла ему, где локоть, где колено, где пяточка. Слышу, он вразумительно говорит Мише: «Миша, знаешь, и ножки и дрова называются — полена!»

Я внесла в тамбур шкуру нашего бывшего козла Тимки. Николка увидел ее и прибежал, крича: «Мама, я видел, кто-то принес в тамбур новую шубку для Поки-Поки!» (Наш новый козлик).

— Нам надо Наташу, — говорит Николка, — ведь в больнице дают. Только вот куда кроватку поставить? Некуда!

— Нельзя гулять — окно еще запотеено.

— Мы летом Андрюшу взяли, думали, он не делает а-а в штанишки. А он делает! Надо отдать обратно в больницу.

— Ах, мама, я хотел сам нарезать мясо, а все картошечки вдруг убежали с тарелки!

— Мама, когда я был маленький и Наташей звали меня, я носил эти переднички?

— Ну, теперь ты смотри, что делает Андрюша, а я пойду спать, а то у меня уже глазки ложатся.

— Если ты будешь плакать, Андрюша, то тебя никто не будет любить — ни папа, ни мама, ни бабушка, и тетя Зина никакую книжку не пришлет.

Спрашиваю из другой комнаты:

— Что вы делаете?

— Мы в магазин играем. Я продавец, а Андрюша не покупает.

— Мишина корова к нам пришла. Миша ее как напугал, она глаза распоширила, рот распоширила, хвост у нее размахался, и она убежала.

— Мамина ложка гриппозная. Я не буду ее трогать, а то занозюсь.

— Андрюша очень долго все маленький, а я был маленьким недолго.

— А почему самолеты не машут крыльями?

— Андрюша маленький, а я ведь большущий, потому что у меня ноги глинные (длинные).

Про нашего петуха: «У нас есть Петя, только не мальчик Петя, а курочка Петя».

— Мама, в игрушечном магазине это куклы? Они ведь девочки? А мишки девочками не бывают.

— Мама, у меня носик чешется. А у трактора что-нибудь чешется? Наверно нет, он ведь твердый.

— Я пил чай с лимончиком, а лимончик весь запачкался в кофеинках чая!

В первый раз в жизни ел мандарин: «Мама, в блинчиках мандаринчика есть косточки».

(Нашу собаку зовут Тролик). — Знаешь, у соседней тети есть очень милые тролики, только они не собачки, а просто зайчики.

— Я больно защемил пассаданом (чемоданом) пальчик и сам его отщемил.

— Я бежал, бежал, воткнулся и упал.

— Мне сегодня во сне ничего не было видно. А маме?

— Почему мне нельзя самому чинить бритвой карандаш? Ведь у меня ноги длинные! Я большой!

— Во сне за мной большой грузовик гнался. Я бежал, бежал и так и выбежал из сна...

— Мама, дядя, который ходил на одной ноге, уже на двух! Он себе вырастил другую или ему приделали?

— Ведь это только шалуны носят кепочку пузырьком (козырьком) назад, там, где лобика нет?

— А мышка на киску похожа?

— Мама, ведь зайков и рыбок надо любить? А волков и червекей нет — они нехорошие. Еще надо любить лягушку.

— Когда тепло, Деды Морозы переезжают туда, где холодно, и летом к мальчикам не ходят.

— Мама, тот, который с усами и ногами дрыгает и капусту протколивает (протыкает), он сейчас по окну ползет. (Смотрю, ползет какая-то безобидная букашка).

— Мама, ведь гром не расколет неба, и оно на нас не упадет? Ведь небо — это воздух?

— Миша говорит: «Я был сегодня в кино — без мамы, без папы и без билета».

— Сколько в лесу цветов, даже Анюсин глазик есть.

— Сейчас все будут спать — и папа, и мама, и бабушка, и никто дома не останется.

— Андрюша идет посередине, а мы его ведем за ручки. Ведь мы с мамой большие.

— Мама, купи мне свистон. (Мальчики употребляют пистоны для свистков).

— Пора вставать — отзанавесь окно!

— Смотри, какая жукашечка ползет.

— Мы ведь уедем, а мухи все тут останутся.

— Мама, мама, большой самолет сел — он совсем не Аннушка, а просто очень зеленый. Хвост торчит и все!

— Выкинь этот ромашек из букета, он уже умер.

— Сейчас Аннушка улетает, потому что она гудит. Мама, ведь папа, когда спит — как Аннушка.

И уже в Минусинске, 1956 год.

— Мама, эта коза наверно заблудилась и теперь рассматривает номера домов. (Мимо окон идет одинокая коза).

Несу с базара 10 кг лука. Садимся отдохнуть. «Мама устала, — вздыхает Николка, — и я устал. Один лук не устал!»

Лежит доска с набитыми на ней перекладинами: «Мама, смотри, какой тротуарчик с парохода».

Андрюше скоро три года. «Меня нет», — говорит, прячась, Коля. — «А меня — есть!» — говорит Андрюша.