В ночь на 14 января, уже под утро, раздался стук в дверь стационара и голос: «Лаговская, с вещами». Опять все рушилось. Я разбудила сестру, сказала, что вызвана на этап, и вышла на мороз.
Нас набили в пустую баню, где мы до вечера простояли, прижатые друг к другу. Как потом выяснилось, нас отправляли пешим этапом на соседний сельскохозяйственный лагпункт, находившийся в 40 километрах от Распреда. Но конвой из этого лагеря почему-то за нами не пришел. Нас развели на ночь по баракам, чтобы утром вновь вызвать. Весь этот день Бетти не давала покоя врачу, но спасти меня было невозможно. Теперь же, когда я вернулась, врач расхрабрилась: на утренний стук открыла сестра с бумагой от врача. В ней значилось, что Лаговская в этап послана быть не может, так как у нее кровавый понос.
Теперь моя жизнь стала просто роскошной: днем я была больная, лежала на топчане с соломенным матрацем и подушкой. Не одетая до зубов, а в больничной рубашке. Получала больничное питание: на обед второе! А вечером начинала уход за больными.
Это счастье продолжалось недолго: в Распред должен был прибыть тяжелый этап — стационары спешно освобождали. Оставлена была только одна девушка, тяжелая туберкулезная больная, горько плакавшая. Если бы не просьба Бетти не разлучать нас, меня попросту бы выписали в барак и, кто знает, осталась ли бы я в живых...
Нас всех погрузили на сани, и наш обоз потянулся через снежные поля. Было 18 января — канун Крещения.
В «Крещенский вечерок» мы въехали в широко раскрытые для нас ворота лагеря. Это был инвалидный лагерь Мариинских лагерей — Баим.