В марте наша жизнь совершенно изменилась: мама на три месяца была назначена заместителем главврача туберкулезного санатория в Таагепере (на юге Эстонии). Я бездумно бросила университет и апрель, май, июнь прожила с мамой в Таагепере. Вокруг санатория, который размещался в замке, был парк, переходящий в лес. В первый раз в жизни я видела весну — каждый ее шаг. Незабываемо!
В конце июня приехал Иван Аркадьевич. Поселился внизу, в поселке. В июле — с 20-го по 30-е — в Пюхтицком монастыре должен был состояться третий Прибалтийский съезд Движения.
Больные в санатории очень полюбили маму. Маленький автобус, который отвез нас до железной дороги, был полон цветов. Маму провожали молодой врач и представитель от больных. Все заранее было обдумано: на полпути, в уездном управлении, состоялась наша регистрация. Провожающие маму были нашими свидетелями, цветы говорили сами за себя.
Регистрацию мы браком не считали. Иван Аркадьевич поселился, как и прежде, у Гриммов, а потом уехал на деловой съезд, который проходил в Пюхтицком монастыре. Было 70 человек — делегаты из Эстонии, Латвии, Литвы, Финляндии и Франции. С 24-го начался собственно съезд. На него приехало столько народу, что он оказался таким же многочисленным, как и Печорский.
Начался съезд трагически: во время литургии первого дня привезли гроб со сгоревшим мальчиком. В тартуской «Русской газете» от 21 февраля 1995 г. педагог Светлана Ситникова рассказала о своих родных — прекрасной нарвской семье, очень мне близкой (две дочери-движенки, сгоревший мальчик — их брат):
«Заходила гроза. Надо было спешно сгребать сено. Толе очень не хотелось идти, но отца не ослушаешься. Молния ударила в граблевище, когда брал охапку сена. Вспыхнул факелом».
После литургии, открывавшей съезд, была заупокойная литургия и похороны. Это придало съезду особую серьезность.
Съезд проходил все время на открытом воздухе, на лужайках. Часто над нами кружил военный самолет. Это всех встревожило, а оказалось, что муж одной из участниц съезда был военным летчиком и так приветствовал свою милую жену.
После съезда Иван Аркадьевич опять жил в замечательной семье Гриммов, ставшей теперь очень «мужской»: Марии Владимировны больше не было — она жила в Кивиыли, став женой Василия Александровича Карамзина.